Ирина Мицкевич Между прошлым и будущим [Беседа с деканом факультета филологии и журналистики Ростовского госуниверситета профессором Е.А.Корниловым]

встрече с Евгением Алексеевичем я договаривалась дважды, но каждый раз что-то мешало: то защита диссертаций его аспирантов, то приезд заморских гостей. На третий раз получилось, и в моем распоряжении было аж полтора часа...
          - Евгений Алексеевич, расскажите о своих родителях, кто была Ваша мама, чем занимался отец?
          - Поскольку я даю интервью ростовской (хотя и электронной) газете, то сразу скажу, что я - коренной ростовчанин, который всю жизнь прожил в центре города. Мою бабушку (по маме) звали Федосья Матвеевна (правда, хорошее имя?), а дедушку - Степан Карпович Атаев. Дед был коммивояжером (у меня даже сохранилась его визитная карточка), а бабушка хорошо шила. До революции у нее была небольшая швейная мастерская. У них было четверо детей - 2 сына и 2 дочери, моя мама - Любовь Степановна - третий ребенок в семье. Так случилось, что дедушка умер очень рано - ему было всего 42 года, и перед смертью он завещал своему самому близкому другу Илье Илларионовичу жениться на вдове с четырьмя детьми. И он женился, воспитал всех детей, я помню и его, и бабушку.
           Моя мама никогда в жизни не работала, у нее было двое детей - я и моя старшая сестра Людмила. Этого было достаточно, чтобы считаться домохозяйкой. Папа мой - Алексей Константинович - из семьи, которая жила в Нижегородской области. Он был инженером-дорожником и, сколько я помню, всегда что-нибудь строил: дорогу на гору Ахун в районе Сочи, был начальником дорожного участка Ростов - Батайск, дважды взрывал мост через Дон, когда немцы подходили к Ростову, и дважды его восстанавливал...
          Родители никогда меня не контролировали. Учился я всегда хорошо, но классе в седьмом съехал на тройки, потому что любил играть в футбол. Тогда отец сказал мне: "Хочешь стать человеком - берись за учебу, хочешь футболистом - играй". Я подумал, что лучше человеком, и стал опять хорошо учиться. Где-то лет в 14 я почувствовал тягу к литературе, начал писать шарады и впервые опубликовал одну из них.
           - Вы поступили в Ростовский университет в 1957 году. Многое ли изменилось в студенческой жизни, в качестве преподавания? Ведь меняется и страна...
          - Конечно, все было по-другому не только в университете, но и в стране. Ведь мы учились в начале хрущевской оттепели, после ХХ съезда партии. Мы кипели, бурлили, старались придумать что-то нестандартное... Еще несколько лет назад такая самодеятельность грозила исключением из университета, некоторые в лагеря попали, потому что подъем подъемом, но страшная машина репрессий еще продолжала работать по инерции. Я помню, как стали возвращаться из лагерей наши преподаватели, которые были осуждены по клеветническим доносам, например, Федор Викторович Тумилевич, доцент, изумительный преподаватель, научный работник.
          Я стал работать в практической журналистике с 1961 года, я помню и вторую весну - брежневскую, и эпоху застоя, и горбачевскую перестройку... Но подлинной свободы прессы как не было, так и нет до сих пор. Власть всегда пристально следила за журналистикой и хотела управлять ею. Власть стремится сделать из прессы шавку на коротком поводке, и это, впрочем, нормально. А пресса хочет быть свободной, хочет вырваться, чтобы иметь возможность не только тявкать, но и нападать, и защищать, в том числе и своего хозяина. И это тоже нормально.
           И все же журналистика времен оттепели - это снятие запретных тем, это воздух в верстке, это большие клише. Представьте, страна вся в лагерях, но никогда никто и нигде об этом не писал ни слова, и вдруг - первый репортаж из лагеря в "Комсомольской правде", где редактором был зять Хрущева Аджубей. Я даже помню его заголовок: "Вот ходи теперь и думай!" Для нас это было потрясение. Еще не разрешали ставить на газетную полосу большие фотографии, это осуждалось, потому что место могло быть отдано под пропагандистские статьи, и тут - фотографии с перспективой, с воздухом! Во всем этом радость ощущалась, новизна, незаштампованность, преодоление стереотипов и, в каком-то смысле, самих себя.
           Тогда, в шестидесятых, общество жило, дышало, каждый горел желанием что-то познать и выразить себя. Когда я руководил студенческим театром эстрадных миниатюр, к нам приходили записываться по 60 человек в день! Попробуйте сейчас собрать любой кружок по интересам... Вот ведь полет Гагарина в космос на самом деле был предметом острейшей гордости всего народа. Для нас, к сожалению, уже потеряны какие-то державные, общие устремления и интересы, идет активная переоценка ценностей, вместо библиотек строятся казино...
          - Мы переживаем не лучшие времена: обнищание одних, обогащение других... Весь драматизм нынешнего дня - в столкновении денег и человека, и в этой борьбе человек оказывается совершенно бессильным. Сегодня или завтра высшее образование окончательно перестанет быть доступным даже для людей среднего достатка. Так кто же он - завтрашний студент университета?
           - Да, я понимаю вопрос. Дикий капитализм принес обнищание очень большому количеству людей, ведь это была дележка общей собственности. Еще не так давно лагерь обездоленных был не столько велик, потому что существовал средний класс, к которому относились и мы - преподаватели вузов, врачи, инженеры... Но последние финансовые крушения не затронули богачей, олигархов, они ударили по среднему классу, и он фактически пополнил лагерь нищеты. Для образовательной системы это равносильно краху. Дело не в том, что образование распадается на две части - договорное и госбюджетное, а в том, что людей, которые могли учиться на договорной основе, стало гораздо меньше. Раньше средний класс мог все же поднатужиться и вложить сбережения в образование своих детей, сейчас же он не в состоянии платить.
           В связи с этим платное образование стоит перед проблемой своего существования. Ну, например, в прошлом году обучение на одном из факультетов университета за 5 лет стоило 60 тысяч рублей, что равнялось 10 тысячам долларов. И находились люди, которые могли платить эти деньги. Скажите на милость, кто сегодня может заплатить такую сумму в рублевом эквиваленте? С другой стороны, что делать вузу, который должен расплачиваться за все по новым ценам - за свет, за тепло, за ремонт?... Учить за прежние 60 тысяч - нерентабельно, а получить 200 тысяч - уже невозможно. Кроме того, интерес к высшему образованию, скорее всего, снизится, ведь обыватель думает: "Зачем мне учиться 10 лет в школе, потом еще 5 в университете, потом, может быть, в аспирантуре 3 года, чтобы в результате зарабатывать 300 - 400 рублей в месяц? Представьте, что с января 99 года наши преподаватели не будут получать даже этих денег, поскольку заработная плата официально снижена - вот как государство оценивает труд ученого.
          - Есть такая поговорка - "Хорошего - понемножку". Человечество ценит то, чего мало: красоту, талант, золото... Что цените Вы и чего Вам не хватает?
          - Вообще-то эти представления меняются с течением времени, да и каждый человек отбирает для себя самое важное. Сейчас я ощущаю недостаток творчества - как художественного, так и научного. Несмотря на то, что я написал много книг и 2 диссертации, я испытываю огромный дефицит спокойного, углубленного писательского труда. Вот сейчас у меня на рабочем столе: книга по Самиздату, статья об эротической прессе, статья по типологии журналистики. Но прошел сентябрь, октябрь, затем прошел год, а я все ловлю блох: то тезисы напишу, то статейку, а хочется найти время для серьезной работы.
           В моем творчестве есть соединение научных и художественных возможностей: я много писал сатирических произведений для театра, для телевидения, рассказиков и пр. Уже в зрелом возрасте написал несколько пьес для театра, но не все они реализованы на сцене. Я понимаю, что может быть что-то пойдет уже после моего ухода из жизни... Но есть серьезные заделы еще трех пьес: я получил согласие Александра Исаевича Солженицына на инсценировку его романа "В круге первом"; вторая пьеса - о Каледине и третья - Корнилове. Я чувствую огромную мощь и драматизм этих фигур. Каледин сам ушел из жизни, а Корнилова убил один единственный снаряд, упавший именно в ту палатку, где находился генерал. А уходил он на Кубань отсюда, из Парамоновского особняка, где сейчас находится наша университетская библиотека. А раньше там располагался штаб Добровольческой армии. Все рядом происходило, как же это может не волновать...
           А вообще я - заядлый театрал. Моя любовь к театру началась еще в юности. Будучи студентом, я начал писать на темы театра, много публиковался в "Молоте", "Комсомольце". Тогда театральная критика была очень влиятельна, в Ростове работала сильная секция критики, которую возглавлял Леонид Григорьевич Браиловский. Прекрасный был человек, он уже умер.., К сожалению, умерли все, кто составлял костяк секции: Юрий Немиров, Володя Тыртышный, Айзенберг... Так вот, я был членом художественного совета театра имени Горького, и когда мы обсуждали премьеру - это был второй спектакль! И писали мы в газетах не только рецензии, но и обозрения, и творческие портреты. Поэтому у меня в театральном мире есть друзья и много знакомых. Правда со временем театральная критика стала менее влиятельной, и вскоре мой интерес переместился на критику литературную и драматургию.
          - Евгений Алексеевич, вы преподаете в университете много лет, тысячи учеников называют Вас своим учителем. А кто из учеников запомнился Вам?
          - Знаете, запоминаются или очень талантливые, или разгильдяи... Хотя в журналистике часто бывает так, что разгильдяи оказываются самыми талантливыми. Конечно, журналист должен иметь образование, но подчас одной старательности бывает мало: сколько у нас учится старательных девочек, а яркими публицистами они не становятся.
          Я хорошо помню редактора самой читаемой в нашей стране газеты "Аргументы и факты" Владислава Старкова. Он учился у нас на заочном отделении после инженерного института. Кстати, заведующий кафедрой теории журналистики А. И. Акопов пришел в журналистику тоже уже зрелым человеком, имеющим строительное образование. Он был главным инженером стройтреста. Дима Дибров - директор телекомпании "Свежий ветер" и любимый многими ведущий "Старого телевизора" - тоже мой ученик. А я в свою очередь учился у его папы - Александра Афанасьевича Диброва - он был деканом факультета. Ныне известен и мой ученик Сережа Цой, руководитель пресс-службы мэра Москвы Юрия Лужкова.
           Впрочем, наше отделение журналистики закончили все редакторы, руководители пресс-служб, отделов пропаганды и агитации Юга России - от Воронежа до Тифлиса. Кроме них - сотни наших выпускников - журналисты стран Азии, Африки и Латинской Америки, да и Европы тоже. Например, я не так давно был в Сирии, в Дамаске, где проводил семинары на кафедре журналистики в университете, так там из 12 членов кафедры 11 говорят по-русски. Только заведующая училась во Франции и меня не понимала...
          - Вы часто путешествуете, бывали за границей. Довелось ли беседовать со знаменитыми или известными людьми?
           - С интересными людьми, конечно, судьба сводила. Я очень рад, что имел честь вместе с ректором РГУ А.В. Белоконем вручить Александру Исаевичу Солженицыну мантию и диплом доктора... Но самый интересный для меня человек живет рядом - это академик, бывший ректор университета Юрий Андреевич Жданов. Энциклопедизм этого человека уникален, я просто другого такого не знаю. Считаю, что судьба улыбнулась мне, дав возможность общаться с Юрием Андреевичем, человеком глубокой философской мысли, обладающим самым большим кругозором и знаниями. Каждое его слово - это слово мыслителя. Юрий Андреевич - человек "кремлевской" школы (он был зятем Сталина), у него есть свои представления о мире, о жизни, о человечестве. Юрий Андреевич - химик, ученый с мировым именем, и философ, который оказал на меня огромное влияние.
          - Оказывается, жизнь - очень быстротечная штука...
          - Да-да... Хронологические рубежи заставляют заглядывать как в прошлое, так и в будущее. Я вот поставил перед собой такой вопрос: "Доволен ли я, что родился и живу в ХХ веке?" По своему характеру я бы с удовольствием жил в ХVIII столетии, неторопливом, размеренном, когда можно было, не торопясь, написать "Недоросль" или переводить с французского басни... Но время не выбирают...
           Еще я думаю, что в следующем веке все перевернется, ведь уже сейчас происходят маленькие революции и глобальные изменения во многих науках: в механике, физике, медицине, которые заставят посмотреть на мир совершенно иначе. Пройдет еще лет 30, и подавляющее большинство людей будет работать в области информатики, вот посмотрите. Но до этого времени надо еще дожить, преодолев очень жесткий период, особенно ближайшие три года. Что ж, значит, Господь Бог так распорядился, что мы должны переживать трудности вместе с нашей страной, и нужно в этих условиях научиться находить время и для добра, и для радости, и чтобы сердца наши были закрыты от злости. Может быть, это звучит очень по-библейски, но в Библии - вся вековая высшая мудрость. Остается уповать на нее.

Творец города солнца [А.Скрынникова]

Стоянка детства [А.Скрынникова]

Тринадцатый факультет - счастливый [А.Гарматин]

В России холодно, но милосердие не замерзает [Ю.Касьянова]

Профессия - репортер [Е.Маскаева]

Дороги, которые мы выбираем [Я.Яваева]

Студент Бедный и студент Богатый [Е.Бойко]

Беседы о молодежи

“Незлобливый хулиган” [В.Головко]