звестно, что одни и те же феномены внешней действительности в обычном языке и в терминах науки могут получать различные формы обозначения. Например, вскипятить и довести до температуры, при которой и при соответствующем давлении жидкость начинает превращаться в пар. Нередко терминологические обозначения, будучи иноязычными по происхождению, не получают точной семантизации в обычной речи. Об одном таком случае рассказывает в своем интервью газете "Московский комсомолец" председатель российского союза промышленников и предпринимателей А.И.Вольский: "Все начали употреблять слово "дефолт". Даже уважаемый Виктор Степанович в телевизор сказал: "Дефолт пошел". Так вот один из наших нынешних руководителей страны спросил у меня: "Аркадий, а что такое дефолт?". Я ему, к сожалению, ответил очень некорректно, пользуясь своей зиловской терминологией (все же 17 лет на заводе): мол, дефолт - это конец всем нам. А сам пришел домой и дай, думаю, посмотрю: оказывается, в словаре написано, что дефолт - это невыполнение своих обязательств".
          С другой стороны, обычные языковые обозначения могут вступать в противоречие с научными представлениями о соответствующем явлении. Мы, например, говорим, что солнце всходит и заходит, хотя даже школьнику в наше время известно, что в действительности "уходит" и " приходит " Земля как космическое тело, а Солнце остается неподвижным относительно своей системы. Более того. Слова "обычного " языка в нем самом и в некоторой системе терминов могут обозначать существенно разные вещи. Так, например, русские слова род и склонять в обычной речи значат совсем не то, что в качестве грамматических терминов. Кроме того, в отличие от терминов слова в обычном языковом употреблении могут иметь не только объективный, денотативный, компонент смысла, но и различные субъективные смыслы, в частности, оценочный.
          В условиях современной российской жизни на всех нас обрушилось великое множество разнообразных терминов, в первую очередь, экономических и юридических. В тех случаях, когда эти термины не имеют по форме ничего общего с обычными русскими словами, носители русского языка, как в случае с А.И.Вольским, узнавали их значения из словарей, либо, что, видимо, чаще, просто догадывались о нем из контекста. Когда же соответствующий термин звучит (пишется) абсолютно так же как и слово или словосочетание "обычного" языка, русскоязычный читатель или слушатель склонен приписывать термину общеупотребительное значение его омонима. И даже в тех случаях, когда в силу различных обстоятельств семантическая справедливость торжествует в сознании читателя и/или слушающего более или менее ослабленный субъективный компонент общеупотребительного слова не может не распространяться и на соответствующий омонимичный термин.
          Существуют некоторые особенности юридического текста, ведущие к трудностям, возникающим в процессе его семантической интерпретации.
          Энциклопедический юридический словарь в словарной статье "Юридическая техника" останавливается и на понятии юридического термина как элемента юридической техники и определяет юридические термины следующим образом "словесные обозначения государственно-правовых понятий, с помощью которых выражается и закрепляется содержание нормативно-правовых предписаний государства". Учитывая проведенный анализ, едва ли можно согласиться с тем, что это определение само по себе точно, ибо нет сомнения, что понятия потребитель или доброволец являются правовыми, но вряд ли их можно назвать государственными. Следует ли считать, что "нормативно-правовые предписания государства" - это просто правовые акты (законы, постановления, распоряжения, указы и т.п.), классифицируемые в зависимости от издавшего их государственного органа?
          В соответствии с положениями Энциклопедического юридического словаря юридические термины делятся на три разновидности по признаку "понятности" той или иной части населения:
          1. общезначимые термины характеризуются тем, что они употребляются в обыденном смысле и понятны всем, к этой группе терминов относятся, например, беженец, свидетель, работник и т.п.
          2. специальные юридические термины обладают особым правовым содержанием, (и, видимо, понятны далеко не всем, а лишь специалистам в области права), например, необходимая оборона, исковая давность и т.п.
          3. специально-технические термины отражают область специальных знаний - техники, экономики, медицины и т.д. (видимо, эти термины должны быть понятны юристу, являющемуся еще и специалистом в другой области) например, недоброкачественная продукция, правила техники безопасности и т.п.
          Та же статья определяет требования, которым в идеале должны соответствовать юридические термины. Однако эти требования, как мы видим, не всегда соблюдаются.
          Первое требование гласит, что один и тот же термин в том или ином нормативно-правовом акте должен употребляться однозначно. Это требование предполагает, однозначность термина только в одном (!) нормативном акте, даже не в одной отрасли права, не говоря уже о юриспруденции в целом. К сожалению, это "незаконченное" требование, которое достаточно последовательно соблюдается законодателем, порождает один из недостатков юридической терминологии, а именно, двойное или более обозначения одного и того же понятия. Например, государство - в конституционном праве обозначает "совокупность официальных органов власти (правительство, парламент, суды и пр.), действующих в масштабе страны или субъекта федерации, либо пользующиеся законодательной автономией территориального сообщества, в международном - просто участник международных отношений, в теории права -"способ организации общества".
          Например, понятие гранта приходится "собирать" из разных правовых актов не только различных отраслей права, но в одном гражданском праве грант - это и "благотворительное пожертвование, имеющее целевой характер", и "целевое финансирование отдельных общественно - полезных программ общественных объединений по их заявкам", и бюджетные ассигнования, и налоговые освобождения, зато все просто в налоговом праве, где есть четкое определение гранта как "целевых средств, предоставляемые безвозмездно иностранными благотворительными организациями предприятиям, организациям и физическим лицам в денежной или натуральной форме на проведение научных или других исследований, опытно-конструкторских работ, обучение, лечение и другие цели с последующим отчетом об их использовании".
          Второе требование состоит в том, что термины должны быть общепризнанными, т.е. употребляться в обиходе (имеется, вероятно, в виду в общеупотребительном языке), а не быть изобретены разработчиками правовых предписаний. Это требование, как кажется, практически не выполняется, ибо, как следует из проведенного исследования, понятия, используемые в общеупотребительном языке и являющиеся частью наивного сознания, очень часто не совпадают с понятиями, употребляющимися в качестве юридических терминов, и поэтому "ложно" ориентируют читателя нормативного акта, предполагающего, что он точно понимает общеупотребительные слова, являющиеся юридическими терминами. Например, слова работник и благотворитель как элементы лексической системы языка гораздо шире, чем эти же слова, выступающие в качестве юридических терминов, и наоборот, слово беженец в общеупотребительном языке имеет более узкое значение, нежели юридический термин беженец.
          Нет оснований спорить с утверждением, что "термины не должны быть изобретены разработчиками правовых предписаний", однако представляется необходимым отметить, что во многих случаях, учитывая различную интерпретацию общеупотребительных слов омонимичных терминам, было бы правильнее использовать новое слово, вероятно, заимствование, чем пользоваться словами общеупотребительного языка, которые могут быть неверно, неточно интерпретированы читателем.
          Третье требование определяет, что термины не могут не обладать устойчивым характером, т.е. должны сохранять свой особый смысл в каждом новом правовом акте. Это утверждение представляется вполне основательным, но, увы, не всегда соблюдается.
          Есть основания полагать, что несоблюдение установленных самим законодателем требований к юридической терминологии, в частности, порождает невозможность четкой и правильной интерпретации текста закона.
          Кроме уже приведенных выше положений, существуют еще некоторые другие особенности юридической терминологии, затрудняющие процесс понимания юридического текста рядовым носителем языка. Исследование, проведенное на материале текста закона "О благотворительной деятельности и благотворительных организациях", позволяет сделать вывод о том, что в юриспруденции часто нет четких дефиниций терминов, учитывая, что определение термина должно быть, во-первых, адекватным понятию, т.е. строго соответствовать объему выражаемого им понятия, а во-вторых, системным, т.е. по возможности указывать на место этого термина среди других в данной понятийной системе. К сожалению, этим признакам никак не соответствуют термины, номинирующие основные фундаментальные правовые понятия, такие как государство, право, закон.
          Требование к термину гласит, что в определении не должно быть порочного круга, т.е. значение одного термина не должно определяться с помощью другого, который сам определяется через первый. В связи с этим довольно странным кажется то, что законодатель все же определяет некоторые термины через однокоренные слова и обобщенные понятия, так, например, термин гражданин определяется через термин гражданство, что принципиально затрудняет многие правоотношения, ибо гражданин, лицо без гражданства и иностранный гражданин имеют в различных случаях различные права и обязанности, так, например, для не-граждан ограничено избирательное право, право вступать в политические общественные объединения и т.п.
          Анализ исследованного материала дает возможность с сожалением констатировать, что при создании нормативного акта законодатель часто не учитывает, что основные признаки термина - четкая сфера его применения и точное соотношение слова и отображаемого им объекта действительности. Термин всегда однозначен, его значение не должно зависеть от контекста. Без смысловой однозначности термин не может выполнять функцию обозначения специального понятия. Юриспруденция, может быть, даже более чем любая другая наука оперирует правовыми понятиями, которые в идеале должны быть ясны рядовым гражданам - носителям языка. Нет сомнения, что рядовой житель России достаточно смутно понимает такие юридические термины, как юридическое лицо, оперативное управление, хозяйственное ведение, а толкование, данное им законодателем вряд ли проясняет ситуацию. Например, юридическое лицо толкуется как "организация, которая имеет в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательствам этим имуществом, может от своего имени приобретать и осуществлять имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде".
          Из исследованного материала следует, что законодатель при толковании юридических терминов в ряде случаев не придерживается каких-то строгих принципов, по которым было бы удобно выстраивать однородные определения. Особенно ярко это проявляется когда речь идет об одинаковых по родо-видовым признакам понятиях, как, например, гипонимы одного гиперонима. К сожалению, законодатель при определении основных юридических терминов, предназначенных для обозначения форм организации трудовой деятельности, достаточно непоследователен, применяя различные критерии по отношению к юридическим лицам различных форм собственности - частной и государственной. Критерии риск (условие деятельности) и прибыль (цель деятельности) применяются только к предприятиям, находящимся в частной собственности. Соответственно, критерий форма собственности подменяется на практике критерием цель деятельности, коммерческая (частные организации) или некоммерческая (по умолчанию - частные и государственные). Из этого очевидно, что различные родовые характеристики определяемых понятий не спроецированы последовательно на все соответствующие термины.
          Не все термины вбирают в себя все характерные и необходимые для четких определений признаки, например, для различных объединений граждан это признаки, связанные с характером членства, сферой деятельности и видами деятельности.
          Однако нельзя не отметить, что общественные организация, движение, фонд - гипонимы гиперонима общественные объединения, сравнивая приведенные в законе определения, мы видим, что законодатель делает попытку упорядочить термины в соответствии с двумя критериями: институт членства (институт участников) и цель создания. Это дает основания надеяться, что развитие юридической терминологии в этом направлении, по крайней мере, в данной области, пойдет по верному пути.
          Понятно, что чем больше в законодательном тексте терминов, тем более он точен, четок, лаконичен. Справедливо пишет В.М. Коган, что "употребление в законе исключительно терминов - это идеал, к которому право стремится и которого оно никогда не достигает из-за сложности самой действительности, составляющей предмет права и его цель" .
          Нерасторжимая связь юридических понятий и соответствующих им терминов проявляется в том, что упорядочение правовой терминологии невозможно без достаточно глубокой научной разработки юридических понятий, их логического анализа и точного определения. Если юридические понятия определены недостаточно ясно, о точной, совершенной терминологии не может быть и речи. Как отмечал академик В.В. Виноградов, всякие "попытки упорядочения терминов без предварительного анализа понятий, которые ими выражаются, остаются безрезультатными".
          Юридический термин, как следует из исследованного материала, бывает и многозначным, хотя одним из требований к термину является именно его однозначность, ведь законодатель должен дать юридическому термину одно-единственное определение, включая в него все существенные с его точки зрения признаки, т.е. такие, которые носят регулирующий характер, имеют правовое значение. Наличие у термина нескольких различных законодательных дефиниций ведет к нечеткости, расплывчатости правового регулирования, порождает недоразумения и ошибки, как правило, со стороны тех, на кого распространяется действие законодательного акта. Однако определение правового понятия в законе очень важно и с нормативной стороны. Орган или лицо, применяющие или исполняющие правовое предписание, не могут трактовать данное законодателем понятие иначе, чем это сформулировано в нормативном акте. Нормативные дефиниции - нормы особого рода, органически включаемые в механизм правового регулирования, определяющие его общие основы, организационные предпосылки.
          Как показало исследование, в юридической терминологии непоследовательно различается многозначность, что мы видим особенно ярко в тех случаях, когда для рядового носителя языка, казалось бы, многозначность очевидна. Примеры нечеткого различения многозначности можно условно разделить на две группы: примеры "сознательного введения в заблуждение читателя" и примеры "бескорыстной небрежности".
          К первой группе примеров можно отнести те, которые так или иначе связаны с семантическим полями "государство" и "власть".
          Например, в статьях Энциклопедического юридического словаря, толкующих названия различных должностей (мэр, глава правительства, президент т.п.), особое внимание уделяется не должности, а лицу, которое, занимая соответствующую должность (пост) характеризуется определенным набором функций и порядком занятия соответствующей должности (поста); здесь наблюдается регулярная двузначность "должность" и "лицо, занимающее эту должность".
          Ко второй группе относятся примеры, связанные с неразличением таких понятий как документ - "правовое отношение", документ - "материальный объект". В названиях документов, например, встретились такие слова и словосочетания, у которых значение "документ" выступает наряду с иными. Это слово договор и словосочетание акт дипломатический, трактуемые и как документы, имеющие письменную форму, и как соответственные действия, однако у множества слов и словосочетаний, являющихся юридическими терминами, многозначность, присутствующая в их общеупотребительном значении, отсутствует, что отчетливо видно у таких представленных в анализируемом материале слов как кодекс, конституция, устав, в которых ни юридические, ни толковые словари не выделяют значения "документ", что абсолютно очевидно для рядового носителя языка. Так же не отражается ни толковыми словарями, ни юридическими источниками аналогичная двузначность слова кодекс, трактуемого в праве однозначно как "систематизированный законодательный акт (без определения "писаный" в отличие от конституции - Д.М.), в котором содержатся нормы какой-либо отрасли права". Эти же соображения относятся и к терминам, обозначающим одновременно процесс и результат процесса, например, ликвидация, реорганизация и т.п.
          Такое неразличение многозначности, безусловно, затрудняет правильную интерпретацию юридического текста носителем языка.
          Одним из требований к термину является его стилистическая нейтральность, отсутствие экспрессии, отсутствие коннотативных значений.
          Было бы неверным упрекать законодателя в том, что слова коммерческий, частный, предприниматель, приобретшие за годы Советской власти стилистическую окраску, слова самодеятельность (в терминологическом словосочетании орган общественной самодеятельности), потребительский кооператив и прочие имеют в сознании рядового носителя языка отрицательные коннотации, но, кажется, что законодатель при номинировании соответствующих понятий определенными терминами не всегда учитывает этот факт объективной реальности.

          Современная русистика сделала немало общих и частных наблюдений по поводу того, как меняется значение слова, представленное в словаре, в процессе употребления этого слова в предложении и тексте. Достаточно в качестве примеров указать на приобретение или трансформацию значений у глаголов, принадлежащих к тому или другому виду, или появления значения "нарушение нормального функционирования" у слов, обозначающих внутренние органы человека в предложениях типа: У него сердце (печень, почки и т.п.).
          Строго говоря, правила синтаксиса специального текста не должны приводить к изменению значения входящих в него элементов. Или, по крайней мере, все такие изменения должны быть эксплицированы в строгой форме. Поскольку юридические тексты, включая и юридическую терминологию, представляют собою тексты современного русского языка, они в той или иной степени отражают те закономерности, которые характерны для функционирования русских слов в тексте. Это обстоятельство едва ли способствует тому, чтобы специальные юридические тексты наилучшим образом выполняли свою номинативную функцию, одинаково оцениваемую как автором, так и читателем.
          Проанализированный материал позволяет выделить два момента, когда некоторые особенности функционирования знаковых единиц русского литературного языка без серьезных оснований переносятся на единицы, структурирующие специальный юридический текст.
          Первый момент касается тенденции к так называемой универбации, т.е. выражению одним словом (простым, производным или сложным) комплекса значений, выражаемых сочетаниями слов.
          Известно, что в русском языке широко представлена тенденция к однословности наименования, суть которой состоит в том, что расчлененные названия заменяются на одно слово. Существует несколько видов такой тенденции:
          1) аббревиатуры различного типа (Университет Дружбы народов - УДН, заработная плата - зарплата),
          2) сохранение только одного слова из словосочетания (первое блюдо - первое, скорый поезд - скорый, театр Сатиры - Сатира),
          3) образование деривата от одной из частей расчлененной номинации (подсобные помещения - подсобка, Библиотека иностранной литературы - иностранка, театр на Таганке - Таганка).
          Разумеется, не все из этих наименований принадлежат кодированному литературному языку, оставаясь достоянием лишь разговорной речи, однако главная их особенность состоит в появлении у подобных слов-номинаций семантической размытости, неопределенности. Например, Таганка может обозначать и театр, и площадь, и станцию метро, и жилой район в Москве. Привязанная к конкретной ситуации разговорная речь обычно, хотя и не всегда, снимает семантическую неопределенность номинации, однако в специальном, в том числе юридическом тексте сама возможность такой неопределенности крайне нежелательна.
          К сожалению, в юридических текстах описанная выше тенденция к универбации проявляется не так уж редко. Причем, в языке закона, естественно, не представлены разговорные образования типа читалка или Достоевский (вместо произведения Достоевского), но выступают такие однословные обозначения, которые, будучи стилистически нейтральными, обладают семантической неопределенностью. Сравним, например, электрический поезд - электропоезд (официальное), электричка (разговорное) и просто поезд (с потерей существенной семантической составляющей, что может приводить к содержательным недоразумениям).
          Именно таким образом в юридических текстах законодатель опускает определение и сводит термины, оформленные как "прилагательное + существительное" к одному слову, существительному, например, федеральный бюджет сводится просто к бюджету, общественное движение - к просто движению, политическая партия - к партии.
          Второй момент связан с лингвистическим упрощенчеством, когда любое производное слово воспринимается как знак, семантизация которого может быть легко осуществлена с помощью отсылки к производящему.
          Для современной русистики совершенно очевиден тот факт, что каждое новое слово (в отличие от формы слова), вне зависимости от характера производного, способа словообразования, словообразовательного типа и т.п. вовсе не обязательно представляет собою регулярное семантическое преобразование производного. Сравним, например, кондуктор - кондукторша ("женщина кондуктор"), но генерал - генеральша ("жена генерала") или стена - стенка ("предмет мебели"), книга - книжка (стилистическое снижение).
          Разумеется авторы юридических текстов понимают, что, например, слово сделка невозможно семантизировать только как производное от делать - сделать. Однако абсолютная для лингвистов, что, в частности, отражено в лексикографической практике, у юристов эта мысль присутствует лишь в самых крайних случаях. Причем это невнимание к возможной "нестандартности" значения производного в производящем относится не только к отглагольным (например, неразличение многозначности, связанной со значением действия и результата действия), но и к ряду других случаев.
          Известно, что производное может более или менее менять свое значение в производящем (язычок у ботинка), создавать в производящем дополнительные, формально не выраженные значения (тройка лошадей, тройка как экзаменационная отметка или как обозначение номера маршрута транспорта). Однако, как следует из исследованного материала, юристы практически не допускают возможности изменения значения производящего слова в его производном. Производное рассматривается как совершенно ясное уже из значения производящего, если последнее получило яркое истолкование. Так, например, инвалидность - "состояние, положение инвалида", гражданин - "лицо, получившее гражданство" и т.п.
          Русская юридическая терминология почти полностью опирается на общеупотребительные слова, что, как кажется, нельзя расценивать в качестве ее преимущества, однако, в работах, посвященных языку законодательства, принцип использования общеупотребительных слов считается вполне приемлемым. Отмечается, что специальных юридических терминов в законодательстве не так много. Применяются они для обозначения особых понятий и только в юриспруденции. Как правило, специальный юридический термин создается законодателем, когда в общелитературном языке нет подходящего слова для обозначения соответствующего понятия. Как показало проведенное исследование, существует достаточно много расхождений в дифференциальных признаках, составляющих значение слов - омонимов, что затрудняет точное понимание термина носителем языка. Этому есть множество примеров: соотношение между словами беженец, безработный, доброволец, таможня, банк и пр. как общеупотребительными единицами и как юридическими терминами. Мы ясно видим, что слова беженец и безработный как единицы общеупотребительного языка толкуются шире, чем эти же буквенные и звуковые комплексы, являющиеся юридическими терминами, а значение общеупотребительных слов банк и таможня - это лишь малая часть значения соответствующих терминов.
          Необходимо отметить и те моменты, в которых юридические термины являются гораздо более совершенными, нежели филологические толкования соответствующих общеупотребительных слов и наивные представления о соответствующих понятиях.
          Например, понятия пожертвование, инвалид, доброволец, работник в юриспруденции истолкованы гораздо более четко и системно, чем в толковых словарях русского языка
          Представляется важным отметить и некоторые особенности юридического времени, проявляющиеся в терминах и не присущие толкованиям общеупотребительных слов.
          Например, термины беженец и потребитель шире общеупотребительных слов беженец и потребитель именно фактором времени, поскольку для юриспруденции исчисление сроков крайне важно особенно при разрешении спорных вопросов, вытекающих из договорных правоотношений.
          Исследованный материал дает основания полагать, что обнаруженное в процессе исследования привилегированное положение власти не опровергается общественным сознанием, а принимается в большей или меньшей степени как неоспоримый факт. Ясно, что не только не опровергаемое, но легко воспринимаемое наивным сознанием и поддерживаемое средствами массовой информации положение о "праве власти" еще долго будет тем постулатом, который не может оспорить наука. Явным примером этому служит толкование слова государство или сопоставление толкований словосочетаний работники бюджетной сферы и государственные служащие. Есть все основания полагать, что в данной ситуации законодательные акты не регулируют определенные положения и правоотношения, а лишь констатируют их наличие, закрепляя в наивном сознании правильность сложившегося положения дел. Данное исследование не имеет целью поиск путей ограничения привилегий лиц, облеченных властью, однако хотелось бы наметить некоторые возможности усовершенствования российского законодательства с терминологической точки зрения.
          Кажется минимально необходимым:
          определить понятие государства едино для всех отраслей права;
          исключить толкование одного термина со ссылкой на производное или производящее (гражданин - гражданство);
          упорядочить и систематизировать критерии, которые служат основой толкования гипонимов одного гиперонима (некоммерческие организации - потребительский кооператив, фонды, общественные объединения, учреждение, ассоциация (союз)
          Еще один путь улучшения юридических текстов, по которому может (и должен!) пойти законодатель, - это совершенствование юридических толкований в "безобидных" случаях, особенно при омонимии. Примером такого совершенствования, может быть толкование слов и словосочетаний: кодекс, договор, ликвидация, охрана труда и прочие.
          По-видимому, могли бы быть усовершенствованы многие статьи Энциклопедического юридического словаря (Государственная Дума, конституционный суд и т.п.), в которых не различаются, а если и различаются, то крайне непоследовательно "органы" и "лица", составляющие эти руководящие органы. Полагаю, что подлежат строгому пересмотру и те статьи, в которых толкуются названия различных должностей.
          Также, как уже отмечалось выше, законодатель должен придерживаться строгого недопущения сведения к одному слову терминов - словосочетаний, например, политическая партия, федеральный бюджет и прочих во избежание неточных толкований, приводящих в ряде случаев к серьезным политическим последствиям.
          Однако наряду с усилиями законодателя необходимо приложить усилия и со стороны филологов, т.е. несколько изменить те статьи толковых словарей русского языка, которые посвящены словам, омонимичным юридическим терминам. Например, статьи слов беженец и потребитель должны быть дополнены фактором времени, статьи слов доброволец, пожертвование, работник и пр. должны быть уточнены с учетом требований законодательства, статьи, посвященные словам банк, таможня и пр., должны быть усовершенствованы таким образом, чтобы они точно ориентировали носителя языка. А статья, посвященная слову собственность, должна непременно охватывать крайне важную для понимания так называемую триаду собственности - владение, пользование и распоряжение.
          Кроме того, необходимо было бы в средствах массовой информации, призванных так или иначе пропагандировать юридические знания среди населения, более точно употреблять слова, омонимичные юридическим терминам, а также сами юридические термины.
          Законодатель сам, как уже отмечалось выше, выработал некоторые требования, которым должны отвечать юридические термины, однако, мы видим, что, к сожалению, требования эти не совсем соответствуют общим требованиям, предъявляемым к терминам, да и сама юридическая терминология грешит неточностью, что создает необходимость более пристального внимания со стороны филологов к законопроектам, чтобы новые термины были удачными и соответствовали всем требованиям и правилам русского языка.