|
Александр Козлов, доктор исторических наук, профессор Жизнь и судьба русского генерала Антона Ивановича Деникина
|
|
. В. Алексеев внезапно скончался 7 октября 1918 г. Деникин стал главнокомандующим. Судьба уготовила ему тяжелую ношу. Он понимал, что не обладает политическим весом покойного. Поэтому, маневрируя, дабы успокоить и нейтрализовать соперников, сам объявил командование Добровольческой армии временной властью, не претендующей "на значение всероссийской" и распространяющейся только на подконтрольные ей районы.
В утвержденном им "Положении" указывалось, что эта власть конституируется как неограниченная единоличная диктатура, а Екатеринодар объявлялся ее главной штаб-квартирой. В отношении же "новообразований Юга", под которыми подразумевались казачья области - Донская, Кубанская и Терская, говорилось о "началах автономии" и необходимости достижения с ними "согласия". При этом настоятельно подчеркивалась необходимость объединения всех возникших армий под единым командованием для борьбы с большевиками. В качестве правительственного органа выступало Особое совещание.
Казачьи правители выступили против единоличной диктатуры Деникина. Кубанцы, ссылаясь на декларацию президента США В. Вильсона, выдвинули идею коллегиального правления, а Краснов откровенно язвил: "Я удивляюсь, чем, собственно, будет ведать это правительство без территории". Чтобы урезонить их, Деникин пригласил на совещание представителей казачьих кругов. Открывая встречу по его поручению 8 ноября 1918 г., генерал А. С. Лукомский сказал, что прения не дают житья, мешают созданию единого правительства Юга России. Председатель Донского круга В. Л. Харламов, находившийся на ножах с Красновым и проводивший проденикинский курс, оказал добровольческим руководителям всемерную поддержку. Но глава кубанского правительства Быч наотрез отказался от подчинения деникинскому правительству. Верховная власть ему представлялась как сложение местных властей. Совещание оказалось бесплодным. Разгневанный Шульгин призвал через свою газету "Великая Россия" не церемониться более с самостийниками. "С группой правительств, отрекшихся от России, предавших ее в угоду немцам, поливавших ее грязью лжи и ненависти, - писал он, - у нас не может быть разговоров. Единственная политика - низложение этих правительств и занятие их территорий". 11 ноября Чрезвычайная рада Кубани постановила: "В период гражданской войны Кубанский край является самостоятельным государством". Проденикинская газета "Кубанец" обвинила раду в большевизме и немецко-украинском прислужничестве. Особое совещание потребовало от нее пересмотреть это решение.
14 ноября на заседании рады с речью, обличающей ее, выступил сам Деникин. Он объявил также о непризнании им государственных образований Сибири и Уфы. Только Добровольческая армия, подчеркнул он, является преемницей русской армии. С ним согласился кубанский генерал И.Н.Покровский. На заседании рады он заявил: "Нам нужен диктатор. Иначе не мыслят казаки на фронте. Вы же тут сеете рознь между Кубанью и Добровольческой армией. ...Это нож в спину тем, кто спасает отечество". Его поддержал А.Г.Шкуро. Войска, верные Деникину, перекрыли улицы Екатеринодара. В воздухе запахло кровью. Покровский и Шкуро прямо предложили Филимонову покончить с черноморскими вожаками. Перепугавшись и забыв о распрях, атаман, Быч и председатель рады Рябовол бросились к Деникину, прося его о защите. После такой встряски кубанцы несколько попритихли и стали посговорчивей. Только Краснов не унимался. Приветствуя бунт рады против Деникина, он подбадривал: все "донцы идут но одному пути - закреплению казачьих вольностей".
Трудно сказать, во что бы вылилось нараставшее противоборство, не произойди коренные перемены в международном порядке в первой половине ноября 1918 г. Потерпела поражение Германия, поддерживавшая казачий сепаратизм. Антанта, развязав себе руки, получила возможность обратить свои взоры на советскую Россию. В фокусе ее внимания оказался Деникин, создавший себе репутацию верного ее сторонника. Еще 25 октября Новороссийск посетила первая союзническая эскадра, положив начало военным поставкам. За 3,5 месяца грузы Добровольческой армии доставил 41 пароход.
27 ноября посланцы главнокомандующего союзной Салоникской армии французского генерала Франте д'Эспере передали его послание Деникину с обещанием поддержки в борьбе с советами. На обеде, проходившем в Кубанском законодательном собрании, английский генерал Ф. Пуль в ответ на прочувствованную речь Деникина сказал: "У нас с вами одни и те же стремления, одна и та же цель - воссоздание единой России". Его коллега, представитель Франции Эрмиш, заявил: "Я твердо верю, что скоро на высоких башнях святого Кремля красный флаг... будет заменен славным трехцветным знаменем великой, единой неделимой России".
Вдохновленный этим Деникин представил на рассмотрение союзников план "совместной кампании" против большевиков. Согласно ему, районы, оккупировавшиеся Германией, превращались в плацдарм формирования новых войск, с Балкан на Юг России перебрасывалось 150-тысячное войско союзников. В качестве ближайшей стратегической задачи ставилось вторжение вглубь России - наступление на Москву и Петроград, продвижение по правому берегу Волги. Однако эти планы не получили поддержки английского премьера Д.Ллойд Джорджа. Выступил он и против идеи создания "санитарного кордона" вокруг советской России, полагая, что для этого потребуется не 150-, а 400-тысячное войско, к чему союзники не готовы. Его поддержал Вильсон. В конечном итоге сошлись на идее созыва конференции представителей "различных организованных групп России", включая большевиков, на Принцевых островах. Москва тотчас ответила согласием. Деникин, Колчак и глава архангельского правительства Н. В. Чайковский отказались участвовать в такой конференции.
Деникин, получив предметный урок на поприще непривычной для него дипломатии, сделал для себя вывод: на союзников надейся, а сам не плошай. Лавируя между Англией и Францией, соперничавшими на Юге России, он вступил в контакт с С.В.Петлюрой, утвердившимся в Киеве, воспротивился французским намерениям создать на Кубани и Юго-Западе страны марионеточные правительства и взял крен в сторону Англии. Одновременно была развернута кампания против казачьих самостийников. Краснов в это время пытался установить прямой контакт с Антантой, всячески дискредитируя Деникина в ее глазах. Но лежавшее на атамане клеймо прислужника кайзера сделало свое дело. Пуль потребовал безоговорочного подчинения Деникину всего войска Донского.
8 января 1919 г., когда под ударами перешедшей в наступление Красной Армии, Донская армия отступала, на станции Торговой состоялась вторая встреча Деникина с Красновым. После шестичасовых переговоров стороны пришли к соглашению. Деникин собственноручно написал приказ, объявлявший о его вступлении "в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России". Краснов подтвердил это решение своим приказом.
Сразу же после этого Деникин перебросил свежую дивизию в Донбасс на помощь действовавшему там с группой войск генералу В.З.Май-Маевскому, а на Северном Кавказе нанес сокрушительные удары по 11-й советской армии. Его войска захватили Владикавказ, Грозный и вышли к Каспию. Теперь большую их часть Деникин развернул против советских войск Южного фронта, уже нацелившихся на Новочеркасск и Ростов. Одновременно, используя кризисную ситуацию на фронте, он окончательно разделался и с Красновым. Почувствовав это, донской атаман попытался замолить грехи. 14 февраля 1919 г. при открытии Большого круга Всевеликого войска Донского Краснов говорил: "Мы живем в сказке великой... Царевна с нами, господа. Русская красавица. Это Добровольческая армия. Покончив покорение Кавказа, ... она пришла к павшему донскому богатырю и вспрыснула его живой водой... А левее, уступом, медленно и грозно поднимается французская армия генерала Бертело".
Но круг выразил Краснову недоверие. Пренебрегаемый всеми, он бросился за помощью к... Деникину в станицу Кущевскую. Тот уверял: "Как жаль, что меня не было. Я бы не допустил вашей отставки". "Настроение круга и войска таково, - ухватился за соломинку Краснов, - что всякое Ваше желание будет исполнено". Прибыв на заседание круга, Деникин, однако, и словом не обмолвился о Краснове. "Пронося вместе с Добровольческой армией по ее крестному пути неугасимую и непоколебимую веру в великое будущее единой, неделимой России, я не отделяю,- говорил он,- от блага и пользы России интересов Дона... Я верю в здоровый разум, русское сердце и в любовь к родине донского казака... Дон будет спасен! ...Но на этом путь наш не кончится. Мы пойдем вглубь страны". Круг избрал атаманом верного Деникину генерала А. П. Богаевского. А уже по просьбе последнего Деникин своей властью назначил командующим Донской армией генерала В. П. Сидорина, а начальником ее штаба - генерала А. К. Кельчевского..
Это была крупная победа Деникина. Престиж его подскочил небывалым образом. И среди всего общероссийского белого движения, и на международной арене. Уверовав в него, увеличила материальную помощь Антанта. В Новороссийск, ставший главной перевалочной базой, пошли военные грузы. До апреля 1919 г. основным поставщиком была Англия. Уже в феврале 10 ее пароходов доставили оружие и снаряжение для 250-тысячной армии. В марте она направила еще 26 пароходов. В апреле-мае Новороссийск принял 54 парохода (из них 4 - английские). В дальнейшем поток грузов не прекращался. В первые две недели июня он достиг 306 вагонов, в последнюю неделю августа - 268. В сентябре еженедельно на фронт отправлялось от 197 до 685 вагонов оружия, снаряжения, боеприпасов. Всего поступило туда 73 танка - новейших тогда наступательных средств". Это позволило Деникину с весны 1919 г. перейти к массовым мобилизациям, преимущественно среди крестьян. Несмотря на дезертирство, численность Добровольческой армии подскочила до 110 тыс. человек.
И Деникин бросил свои дивизии на север - "вглубь России". Во многом его весенне-летнему успеху содействовали антисоветские мятежи в тылу Красной Армии - 11 марта на Верхнем Дону с центром в станице Вешенской и в начале мая на Украине, где Григорьев поднял на мятеж целую дивизию. Собственно, эти и некоторые другие подобные им выступления того времени объективно явились своеобразной реакцией на деяния поборников мировой революции в советских верхах. Охваченные ее идеями, эти большевистские силы, сгорая от нетерпения, пытались подталкивать ее по всем линиям и направлениям, действуя штурмом, администрированием, голым приказом, опираясь на принуждение и грубое насилие. И отнюдь не только по нужде, но и по убеждению: "насилие - повивальная бабка революции".
Гнев свой поборники мировой революции, опираясь на беднейшие и маргинальные слои населения, прежде всего, направили против тех, кто в силу специфики своей социальной природы не мог воспринять их идеи. Первым объектом их широкого социального эксперимента стали казаки. Предусматривалось поголовное уничтожение противников советской власти, частичное переселение остальных за пределы Дона и заселение его крестьянами из центра страны.
Революционные экстремисты и авантюристы, ревкомы и ревтрибуналы, создававшиеся в казачьих районах, занимаемых Красной Армией, развязали абсурдно-преступную кампанию пресловутого раскулачивания. Жертвами его стали тысячи рядовых казаков, в том числе стариков. И верхам казачества не стоило особого труда поднять его на борьбу против советской власти. Приблизительно 30 тыс. казаков-повстанцев разрушило тылы советского Южного фронта, а Деникин получил мощное пополнение.
Овладев тремя казачьими областями и семью губерниями, или седьмой частью Европейской России с 40-миллионным населением, Добровольческая армия летом 1919 г. вырвалась на оперативный простор по фронту в 1500 км. Свои Вооруженные силы Юга России Деникин быстро реорганизовал в три армии. Добровольческую возглавил Май-Маевский, Донскую - Сидорин, Кубанскую - Врангель.
3 июля 1919 г., захватив Царицын, Деникин подписал "Московскую директиву" - план окончательного разгрома большевиков. Все три армии, по достижении заданных рубежей, должны были развернуться на Москву. Однако при всей оперативной разработанности, эта директива заключала в себе и стратегические просчеты. Она недооценивала возможности Красной Армии, распыляла собственные силы на огромном пространстве, к тому же им предстояло наступать через пролетарские центры и районы, в которых крестьянам были переданы помещичьи земли. Деникинская армия воспринималась здесь как буржуазно-монархическая.
Кроме того, с улучшением дел на фронте вновь активизировались укрощенные было казачьи самостийники. Даже донской круг, еще недавно покорившийся Деникину, теперь, упреждая развитие событий, дабы не опоздать, высказался за создание Юго-Восточного союза. В конце июня состоялась конференция казачьих представителей в Ростове. Особенно негодовал Рябовол, обличая добровольцев. Ночью 2 июля в вестибюле гостиницы "Палас-Отель" он был убит. Кубанская рада единогласно постановила закрыть все отделения деникинского пропагандистского органа - Освага. По кубанским станицам покатился клич: "Долой добровольцев!". Казачьи сходы выносили приговоры с отказом идти на фронт. Но донские и терские представители эти призывы не поддержали. На встрече с Деникиным они признали его правительство, а он - автономию казачьих войск. Вспышка сепаратизма погасла, но она свидетельствовала об углублявшихся процессах, подмывавших тыл и устои Вооруженных сил юга России.
Но все эти внутренние противоречия, начавшие выплескиваться наружу, имели еще подспудный характер. И тогда, летом 1919 г., денкинские войска поставили большевистский режим в критическое положение. А тем временем Деникин, скорее ощущая, чем осознавая нараставшие перебои в созданной им военной машине, вынужден был, в связи с обнажившейся неустойчивостью казаков, открыто выражавших недовольство с приближением к Москве, произнести на фронте перегруппировку сил. Донскую и Кавказскую армии, до этого считавшиеся ударными, он перевел на второстепенные направления. На главном оказалась Добровольческая армия с приданными eй конными корпусами Шкуро и Мамонтова.
Поначалу осуществленная рокировка показалась весьма эффективной. С конца сентября 150-тысячная деникинская армия, как бы обретя второе дыхание, снова развила мощный натиск, захватывая город за городом. Пленум ЦК РКП(б), состоявшийся 21 и 26 сентября, объявил мобилизацию всех коммунистов. Реввоенсовет Республики разделил Южный фронт на два - Южный и Юго-Восточный. 30 сентября советская печать опубликовала "Тезисы о работе на Дону", подготовленные Л. Д. Троцким. Тогда же председатель РВСР выдвинул идею нанесения главного удара не с Волги через казачьи районы, как делалось прежде, а через Воронеж на Харьков и Донбасс, чтобы отсечь прорвавшуюся к Москве Добровольческую армию от казаков, на затрагивая, однако, их самих. Это предложение было принято.
Деникин вряд ли осознавал, что над Белой армией уже сгустились готовые разразиться громом тучи. Услужливые приближенные подбирали белого коня к торжественному его въезду как триумфатора в московский Кремль. Да и сам Деникин, судя по всему, тоже утратил присущую ему осторожность, считая возможным теперь явственнее обозначить социальные ориентиры возглавляемого им движения. Во всяком случае именно в то время получили широкую огласку его предначертания по рабочему и крестьянскому вопросам. Деникин подписал законопроект об ограничении прав пролетарских слоев населения и чуть позднее одобрил земельное положение. Правые расценили последнее как "огульное уничтожение" помещиков, а умеренные социалисты, наоборот, как стремление сохранить их. Крестьяне же, составлявшие основную массу Добровольческой армии, сделав практический вывод, ударились в повальное дезертирство. Эта болезнь перекинулась и на рядовых казаков. Запрещение на Украине преподавания родного языка в школах вызвало мощную национальную волну анархо-социалистического толка. Нестор Махно превратился в кумира голытьбы. Его отряды на тачанках перетряхнули города левобережья Днепра. Расстреливали, вешали, топили и сжигали на кострах всех подряд, без разбора,- офицеров, коммунистов, интеллигенцию - под общим лозунгом: "Бей белых - пока покраснеют, красных - пока побелеют". Для борьбы с махновщиной Деникину пришлось снять с фронта корпуса Слащева и Шкуро. В городах множились подпольные организации, в горах и плавнях - партизанские отряды с выраженным советским оттенком.
На подвластных Деникину территориях смятение охватило верхние слои общества. Казачьи представители вышли на советское правительство с предложением заключить мир. Нарком по иностранным делам Г. В. Чичерин получил указание вступить с ними в переговоры. Кубанцы обнародовали намерение добиваться вступления в Лигу Наций в качестве суверенного государства. В первом половине октября до Деникина дошла информация, что в Париже их делегацией уже заключен договор о дружбе с меджлисом Горской республики, возникшей еще летом 1918 г. под протекторатом Турции.
Между тем красные армии развернули мощное контрнаступление. 20 октября они выбили добровольцев из Орла, а 24 - из Воронежа, разгромили кавалерию Шкуро и Мамонтова. Обстановка требовала немедленного наведения в тылу "железного порядка". Деникин приказал Врангелю выехать в Екатеринодар и привести в чувство потерявших разум бунтарей, а 6 ноября сам телеграфировал туда: "Подписавших договор при появлении их на территории Вооруженных сил Юга России приказываю немедленно предать военнополевому суду за измену". Рада, однако, проявила непокорность. Она обязала своего атамана разъяснить верховному, что делегация подотчетна только своему правительству, а его приказ о предании ее суду - нарушение прав Кубани и подлежит отмене.
Генерал Покровский, согласно приказу, перебросил с фронта к Екатеринодару отряд верных ему бойцов и предъявил растерявшемуся Филимонову ультиматум - до 12 часов 19 ноября выдать прибывшего члена делегации Калабухова и прекратить на Кубани травлю Добровольческой армии. После разразившегося скандала председатель рады И. Л. Макаренко сложил свои полномочия и скрылся. Делегаты впали в "покаянное настроение". Покровский по приказу Врангеля арестовал "десять изменников", из которых Калабухова, по приговору суда, 20 ноября повесил на Крепостной площади Екатеринодара, а труп его "во устрашение" оставили на виселице на целый день. Делегация раскаявшихся депутатов рады во главе с историком Ф. А. Щербиной принесла Деникину свою повинную голову. 21 ноября рада стоя приветствовала Врангеля. Филимонов ушел в отставку, рада избрала себе нового председателя. Остальные арестованные были высланы "за пределы России". Деникин распорядился "суровыми и беспощадными мерами расчистить тыл".
Поражения на фронте обострили присущие природе белого движения острые, разрушающие ее антагонистические социальные противоречия. Самой уязвимой и рыхлой оказалась армия. Пока ей сопутствовали успехи, она, скрипя, существовала. Первые же серьезные неудачи повлекли за собой деморализацию ее состава, стремительно переросшую в катастрофу. По этой причине она за какие-то 1,5-2 месяца, признавал впоследствии и сам Деникин, развалилась буквально на глазах. От вчера еще многочисленной и грозной Добровольческой армии осталось всего около 10 тыс. человек. Ее пришлось переформировать в корпус под командованием А. П. Кутепова. Кавказская армия, состоявшая преимущественно из кубанских казаков и горских крестьян, практически перестала существовать. Она сократилась приблизительно до 8 тыс. человек и утратила боеспособность. В частях терских казаков едва насчитывалось 3,5 тыс. человек, горцев - менее одно тысячи. Более или менее сохранила свою устойчивость только Донская армия. Испытав на себе большевизм и боясь возмездия с его сторон, донцы не рассыпались по станицам и хуторам, а с боями отступали на юг. Всего под командованием Деникина к концу 1919 г. осталось примерно 8 тыс. человек.
Это был всеобщий кризис белого движения. Врангель, развернув кампанию по разоблачению виновников катастрофы, предложил генералам Сидорину и Покровскому свергнуть Деникина с поста главнокомандующего. Замерли транспорт, заводы, шахты, нефтепромыслы, крестьяне попрятали продовольствие. Армия перешла к "самоснабжению". Повсюду воцарился произвол. Стонали города, станицы, села, хутора и аулы. Генералы, свирепея, докладывали Деникину о чудовищных злоупотреблениях. Выбиваясь из сил и отчаявшись, главнокомандующий слал им лаконичные ответы: "Вешайте беспощадно!".
Советники, в частности, Н. И. Астров, Н. В. Савич и К. И. Соколов предлагали ему "опереться на консервативные круги при условии признания ими факта земельной революции". Но они были против всякой "уступки домогательствам черни". Резко повернуть руль вправо Деникин опасался еще и потому, что это выглядело бы вызовом казачьим областям. Левый по квалификации Деникина, сектор Особого совещания потребовал реконструкции органов власти, создания правительства из семи лиц, включая троих от казаков. Но против этого выступил Лукомский со своими единомышленниками. Сам Деникин предпочел среднюю линию. Потом он расценивал ее как кризис российского либерализма. Многие обвиняли его в диктаторстве, но его воззрения не позволяли ему встать на путь тотальной диктатуры. А отдельные акции лишь подрубали сук под ним.
За 2,5 месяца непрерывного отступления белые армии откатились более чем на 740 км - oт Орла и Среднего Поволжья до берегов Каспийскою и Азовскою морей, потеряв огромное количество оружия, боеприпасов, снаряжения. 10 января 1920 г. они оставили Ростов-на-Дону - важнейший стратегический узел. Красная Армия рассекла их на три части. Одна из них покатилась в Одессу, другая в Крым, третья - на Северный Кавказ". Деникин оставался в последней, самой многочисленной. Тысячи ядовитых стрел сыпались на голову его самого и его окружения. Офицеры беспрерывно митинговали. "Во имя чего и кого воевать?" - вопрошали они.
Катастрофа вызвала переполох в антантовских кругах. В Новороссийск, куда перебралось деникинское правительство, спешно прибыла высокопоставленная английская миссия. По настоянию ее главы Мак-Киндера 12 января 1920 г. состоялась договоренность о признании существовавших окраинных правительств с допущением возможности их сотрудничества со странами Антанты. Было достигнуто также соглашение oб открытии Польшей широкомасштабной операции против большевиков, выполнить которое она не спешила. Англия получила право на открытие концессий в Черноморской губернии и в Крыму. И хотя эти решения расходились с принципом "единой, неделимой России", Деникин, отсутствовавший на заседании правительства, согласился с ними, поскольку они устраняют, полагал он, ненужный и вредный ригоризм. Правда, он четко оговорил, что "признание окраинных правительств" не равносильно признанию государств и потому не исключает окончательных санкций Всероссийского учредительного собрания".
В обстановке развала снова активизировались казачьи верхи, теперь взяв курс на решительное размежевание с Деникиным. Созванный ими в Екатеринодаре Верховный круг 18 января приступил к "установлению независимого союзного государства". Почти все его участники обрушили резкую критику на главнокомандующего. Особенно едко и зло клеймили его бывшие клевреты типа генерала Мамонтова, сотника Филимонова - племянника бывшего кубанскою атамана. Продолжал сохранять верность лишь Богаевский, говоривший своим собратьям: "Не забудьте того, что союзники обещали свою помощь только генералу Деникину". Предотвращая разрыв, верховный пошел на новые уступки. Вместо Лукомского, особенно одиозного в глазах казачьей верхушки, правительство возглавил донской атаман. Он согласился также на формирование Кубанской армии, назначив ее командующим не рвавшегося к этой должности Врангеля, а Шкуро.
29 января Деникин прибыл на заседание круга. Если последний, пригрозил он, откажется от общерусской власти и будет только самозащищаться, Добровольческая армия уйдет на поиск других путей спасения России, и тогда рухнет фронт, а большевики не дадут никому пощады. Деникин возложил вину за постигшую катастрофу на казаков, в первую очередь кубанских. Тимошенко, один из лидеров верхов Кубани, тут же съязвил: у наших войск блестящие генералы, но, разгромив, их отбросили от Москвы вахмистры Буденный и Думенко. Мы, заявил он, будем сражаться с большевиками без диктатуры, как бы не велик был диктатор. Оратор призвал к устранению разногласий с главкомом, дабы не дать Троцкому осуществить свою мечту "о единой, великой и неделимой Совдепии". Но Деникину пришлось вскоре пожертвовать и Богаевским, назначить главой правительства кадета Н. Н. Мельникова, пользовавшегося поддержкой донцов и терцев. Казачий сепаратизм, особенно кубанцев, добивал белое движение, взрывая его изнутри, стал важнейший причиной его краха.
Противники Деникина встали теперь на путь заговоров. Эсеры готовили переворот при поддержке Тимошенко и Аргунова. Но его намерение осудили меньшевики, потребовавшие соглашения с большевиками. Другое гнездо заговора образовали Врангель и Лукомский. Первый под предлогом выхода в отставку выехал при содействии второго в Крым, чтобы там запять пост командующего войсками, сместив генерала Н. Н. Шиллинга. Узнав об этом, Деникин приказал Врангелю покинуть Крым, а Лукомского уволил со службы. Барон, однако, воспротивился. И только после вмешательства английского представителя Хольмана, поддержавшего Деникина, выехал в Константинополь.
Но перед тем, громко хлопая дверью, Врангель отправил Деникину открытое письмо-памфлет, получившее широкую известность во всей белой армии и за границей. Обличая адресата в непомерном честолюбии, разгневанный барон подчеркивал: "Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим развращающими войска, - такая армия не могла создать Россию! ...Русское общество стало прозревать... Во мне увидели человека, способного дать то, что жаждали все". Ответ Деникина был предельно кратким: "Для подрыва власти и развала Вы делаете, что можете. Когда-то, во время тяжелой болезни, постигшей Вас, вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие... Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло".
Тем временем советские войска под командованием М. И. Тухачевского все сильнее теснили белых. Их тылы сотрясали партизанские отряды. Побережье очищали Красная армия Черноморья под командованием Е. С. Казанского и И. Б. Шевцова и Советская зеленая армия но главе с П. Моринцом. Деникин потом признавал: "Если и раньше наш тыл представлял из себя в широком масштабе настоящий вертеп, то в начале 1920 г. ...извращение всех сторон жизни... достигло размеров исключительных". Не надеясь больше на собственные силы, Деникин попросил Антанту взять Черноморье под свою охрану. В нескольких кубанских станицах побывали карательные отряды, составленные главным образом из донских казаков. "Старшие братья", пытаясь вразумить "младших", вешали и пороли их. Но все было тщетным. Кубанцы разбегались, укрываясь в плавнях и лесах, охотно прислушивались к демагогическим речам: "Большевики теперь уже совсем не те, что были. Они оставят нам казачий уклад и не тронут нашего добра".
Больше у Деникина никаких надежд не оставалось. Вечером 25 марта он со своим начальником штаба (И. П. Романовским) вместе с основными частями Добровольческого и Донского корпусов погрузились в Новороссийске на корабли. Часть оставшихся на берегу казаков и солдат, обезумев от страха, безуспешно пытались попасть на перегруженные корабли. Несмотря на принимавшиеся к эвакуации меры транспортных средств не хватало. На рассвете 27 марта верховный главнокомандующий прибыл в Крым, где из эвакуированных и находившихся в Крыму частей сформировал 35-40-тысячную армию в составе Крымского, Добровольческого и Донского корпусов. Но уставший, надорванный физически, морально и нравственно, он вскоре передал командование ею Врангелю, к тому времени успевшему войти в доверие к союзникам и вновь возвратившемуся в Крым, с безмерной жаждой покрыть себя лаврами "спасителя" России. После категорического отказа Деникина от своего поста кандидатуру Врангеля поддержали командиры всех частей трех корпусов белой армии в Крыму.
Сразу ставший никому не нужным и забытым, Деникин покинул навсегда Россию на борту английскою дредноута "Мальборо" вместе с семьей и детьми Корнилова. С молодой женой Ксенией и крошечной дочерью Мариной он долго колесил но Европе в поисках пристанища, но никогда и нигде не прося гражданства. В 1926 г. Антон Иванович, наконец, осел во Франции. Выбор предопределился, по-видимому, главным образом соображениями более низкого прожиточного минимума. Для него тогда это было важнее всего, ибо ни вкладов, ни иных каких-то богатств за душой у него не было, а накопить чего-то на "черный" день за всю свою жизнь он так и не сумел.
Главным источником существования и смыслом жизни Деникина стал научно-литературный труд. К тому предрасполагали и генштабистская основательная подготовка, и несомненная склонность к научной работе, и охватившая жажда осмысления гигантского социального потрясения, перевернувшего старую Россию и поразившего весь остальной мир, активным субъектом которого он был и сам, и, наконец, наличие увезенного им самим и переданного ему Врангелем громадного и бесценного архива.
Самой плодотворной для него стала первая половина 20-х годов, когда Деникин создал главный свой труд - "Очерки русской смуты". Потом он написал еще много статей и брошюр, но этот труд среди них стоит особняком, как, впрочем, и во всей большой библиотеке белогвардейской историографии по гражданской войне. Отличительная черта пятитомника - фундаментальность, насыщенность документально-достоверным материалом, глубина, объективность и правдивость в анализе военных операций. Деникин иногда тенденциозен и предвзят по отношению к своим недругам, но только не в освещении военных событий. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что "Очерки русской смуты" - в известной мере энциклопедия белого движения и, следовательно, всей гражданской войны. Они содержат убедительные ответы на вопросы, как и почему борьба в России в 1917-1920 гг. вылилась в столь крайние и ожесточенные формы, показывают, как силы, свергнутые большевистским переворотом, пытались удержать власть и собственность.
Свыше четверти века, изо дня в день, кропотливо собирал Деникин факт за фактом, переосмысливал прошлое, чтобы понять настоящее и будущее своего народа. С думой о его судьбах писал он строку за строкой, еле-еле сводя концы с концами свой бюджет. Мизерных гонораров едва хватало, хотя в его руках находились бесценные архивы, оценивавшиеся большими денежными суммами. Вместе с ним безропотно несли свой крест жена и дочь. Богатые покупатели обивали пороги его скромной квартиры, с ценой не скупились. А он неизменно им отвечал: "Это - русское, для русских. Когда Россия будет свободна, я все отдам ей".
Человек большой культуры и больших знаний Деникин, беззаветно любя Родину, был ярым противником шовинизма, считая его низким и недостойным для подлинно русского. Он гневно осуждал это поветрие, охватившее многих в эмигрантских кругах первой волны. Не умея объяснить причин российских бед потрясений, в силу своей ограниченности, они свели их к проискам "жидомасонов", которые предстают у них в качестве всесильных и главных организаторов февральских и октябрьских событии 1917 года. Показывая несостоятельность столь примитивных суждений, Деникин поэтому отвел в своих "Очерках" немало страниц еврейскому вопросу, проявив и в этой области широкую эрудицию и глубокие научные познания.
Блестящий русский генерал, прославившийся еще в первой мировой войне, Деникин всегда оставался самим собой и не боялся сказать нелицеприятное своим бывшим соратникам. Перед нападением фашистской Германии на СССР, когда многие из них переметнулись на ее сторону, чтобы возвратиться на Родину в обозе ее армии, перед которой, по их мнению, Красная Армия не устоит и побежит, он решительно осудил такие суждения. Он верил в свой народ, но полагал, что, разгроми" фашистскую Германию, победители затем повернут "штыки против большевиков".
В отличие от Краснова, Шкуро и других, Деникин не допускал мысли об освобождении России от большевиков руками иноземцев, подчеркивая, что это внутреннее дело россиян, которое могут решить только они сами. В гитлеровском стане, зная об авторитете Деникина, намеревались сыграть на его обиде и непримиримости к большевикам. В начале войны, когда судьба России висела на волоске, и победа Германии казалась предрешенной, фашисты предложили ему сотрудничество, уготовив, вероятно, роль, исполненную потом Власовым. С риском для себя и своей семьи, он решительно ответил: "Нет!". И после этого переехал подальше от немцев на юг Франции.
Это вовсе не означало перемен в позиции Деникина относительно большевиков, хотя кто-то начал распространять слухи на этот счет. В 1945 г, он почувствовал, что вокруг него началась какая-то непонятая ему возня. Умудренный опытом и зная о вероломстве наследников "чека", Антон Иванович усмотрел в том происки Сталина, всесилие которого на волне победы над фашисткой Германией взметнулось тогда с небывалой силой. От греха подальше, дабы не искушать судьбу, из Франции Деникин уехал за океан, где и обосновался в США.
Сначала он с семьей поселился в деревне, а потом нашли маленькую квартирку в окрестностях Нью-Йорка. Несмотря на преклонный возраст и болезнь сердца, Антон Иванович целыми днями работал в Нью-Йоркской публичной библиотеке на 42-й улице, в ее славянском отделе на втором этаже. На столе его лежали книги, тетради, газеты, приготовленный Ксенией Васильевной скромный сэндвич, съедая который он делал себе единственный перерыв. Он одновременно работал над материалами и первой, и второй мировых войн, собирая необходимые сведения для задуманных новых книг. Одна создавалась как автобиографическая, а другая предполагалась как широкое полотно - "Вторая мировая война, Россия и зарубежье". Тогда же закончил он ответ на книгу генерала Н.Н.Головина "Российская контрреволюция" под названием "Навет на белое движение". Кроме того, в свободное время он редактировал дневники жены. В обстановке усиливавшейся "холодной войны" Деникину не давала покоя мысль о судьбе России. 14 июня 1946 г. он обратился к правящим кругам Вашингтона и Лондона с запиской "Русский вопрос", в которой изложил свой взгляд на стратегию борьбы с советским коммунизмом в новых условиях. В ней подчеркивалась недопустимость смешения большевизма и "великой, единой, неделимой России". Деникин считал, что из-за тяжелого внутреннего положения СССР советское правительство в данный момент воздержится вести дело к третьей мировой войне, но как поборник идеи всемирного торжества коммунизма будет все делать для разжигания мировой революции, для подрыва мира изнутри в других странах. Наиболее легкой добычей, опасался он, могут стать Франция, Италия и Испания, поскольку громадные потрясения, перенесенные ими, создали в них почву для коммунистических соблазнов.
Но если западным демократиям все же придется давать отпор большевизму, они должны, подчеркивал Деникин, исключить повторение капитальнейшей ошибки Гитлера. "Война, - говорилось в записке,- должна вестись не против России, а исключительно для свержения большевизма. Нельзя смешивать СССР с Россией, советскую власть с русским народом, палача с жертвой. Если война начнется против России, для ее раздела и балканизации (Украина, Кавказ) или для отторжения русских земель, то русский народ воспримет такую войну опять как воину Отечественную. Если война будет вестись не против России и ее суверенности, если будет признана неприкосновенность исторических рубежей России и прав ее, обеспечивающих жизненные интересы империи, то вполне возможно падение большевизма при помощи народного восстания или внутреннего переворота".
Судя по стратегии борьбы с коммунизмом, проводившейся Западом на протяжении многих десятилетий, советы многоопытного борца с большевизмом не остались незамеченными. Однако сам Антон Иванович, кажется, не предпринимал действий к их дополнительному развитию. И, прежде всего, из-за резкого ухудшения здоровья. Сердечные боли не давали ему покоя.
По приглашению друга, летом 1947 г. Деникин с семьей поселился на его ферме в штате Мичиган, чтобы избежать нью-йоркской жары. Жизненные ресурсы Антона Ивановича находились уже на пределе. С 20 июля начались, усиливаясь, сердечные приступы. Его поместили в больницу Мичиганского университета. В предчувствии развязки он сказал Ксении Васильевне: "Boт, не увижу, как Россия спасется". 7 августа 1947 г. сердце его остановилось. Деникина хоронили с воинскими почестями как главнокомандующего союзной армии по первой мировой войне. Потом его прах перенесли на русское кладбище Святого Владимира в местечке Джексон (штата Нью-Джерси). Ксения Васильевна передала незаконченные рукописи мужа на хранение в научные учреждения. Мемуары ею были доработаны, и в 1953 г. изданы в Нью-Йорке под названием "Путь русского офицера" на русском языке. Воспоминания его, исполненные рукой опытного писателя с большой эрудицией, развертываются на широком фоне общероссийских событий, участником и нередко активным творцом которых был их автор, проложивший глубокую борозду в истории нашего бурного столетия.
В последние годы в России сложилась литература о Деникине. Переиздана, в частности, первая более или менее научная его биография, написанная Д. В. Леховичем, которому довелось сражаться под его знаменами и работать по материалам, хранящимися в США, в том числе и принадлежавшим непосредственно самому генералу. По словам Леховича, последнее желание Антона Ивановича заключалось в переносе его останков в Россию, когда она освободится от засилья большевистской диктатуры. Думается, такое время наступило. Это отвечало бы стремлению подвести черту под гражданской войной и тем самым способствовать умиротворению в обществе.
| © фото из кн. Д.Леховича "Белые против красных". Изд-во "Воскресенье", 1992 |
 |
 |
 |
Жизнь и судьба русского генерала Антона Ивановича Деникина [1] [А.Козлов]
