Виктор Литвиненко, зав. редакционным отделом журнала "Известия вузов. Северо-Кавказский регион" Расставанье с крепостным правом (К 140-летию крестьянской реформы в России)

Продолжение.Начало см. в №13[43], №14[44], №15[45], №16[46], №17[47] РЭГ

"Бесчеловечное нечеловеколюбие", или Своеручное право

сли одни помещики в новых условиях стремились разрешить возникавшие конфликты и недоразумения с крестьянами на основе закона, т.е. обращаясь к мировым посредникам или предводителю дворянства, к мировому съезду или в суд, то другие вовсе не считали нужным прибегать ко всякого рода посредникам и зачастую чинили суд и расправу самолично, причем нередко проявляя своеволие в сочетании с жестокостью и упрямством. Чаще всего этим страдали представители рода Ковалинских.
          В мировом участке Хоментовского особо ярких примеров такого поведения не отмечено, если не считать упомянутый выше случай со служанкой Ефросиньей Веременковой да историю с несовершеннолетней крестьянской девочкой Таней Базыкиной, которую Погонкины взяли к себе в Ростов на услужение вопреки воле родителей и подвергали ее там жестоким наказаниям.
          Правда, была одна жалоба и на старуху Новодворскую, но случай с нею - скоре забавен, нежели печален. Крестьянка Прасковья из деревни Верной пожаловалась Хоментовскому, что барыня била ее палкой. Хоментовский потребовал от помещицы объяснений, и та в ответ простодушно написала, что "на самом деле не била, действительно, небольшую палочку, бывшую у меня в руках, и на грубость ее, когда сказала, что вот я тебя, и указала на палочку, то Прасковья в азарту вырвала ее у меня из руки; вообще эта женщина при грубом постоянном своем обращении со мною и приказчицею есть зачинщица всех беспорядков, происходящих между людьми. К тому же эта женщина Прасковья - жена того самого мужика, который, как Вы изволили раз заметить, весьма дерзко разговаривал и с Вами" (235, 1, 2, л.162).
          Особой грубостью и жестокостью в обращении с крестьянами отличались дети Петра Григорьевича и Ольги Дмитриевны Ковалинских - Иван, Дмитрий, Григорий и даже дочь Елена. Весьма характерны и показательны следующие примеры.
          В конфликте Ивана Петровича с мужиками из Царедара разбирался мировой посредник 4-го участка Ипполит Сарандинаки. Там, якобы, крестьяне напали на Ковалинского, когда тот ехал верхом на лошади. Однако посредник установил, что зачинщиком конфликта был сам помещик. Вот его заключение: "...г. Ковалинский, проезжая близ шинка, увидел пьяных мужиков, подъехавши, ударил одного нагайкою за то, что не сняли шапок. Крестьянин, получивший удар, бросился на Ковалинского, схватил его за ногу и хотел стащить с лошади". "Поступок этот доказывает, - подчеркивает Сарандинаки,- что все беспорядки происходили от самого г. Ковалинского, вероятно, чрез желание пользоваться правом наказывать своеручно" (99, 1, 9, л.165).
          А вот как усердствовал на ниве своеручного права Дмитрий Ковалинский. Поведаем об этом со слов мирового посредника 2-го участка Константина Иванова, который в докладной записке в Ростовский мировой съезд от 4 декабря 1861 г. писал: "1 декабря явился ко мне сельский староста дер. Новопетровеньки землевладельца поручика Дмитрия Ковалинского, весь избитый и в окровавленной одежде и принес мне жалобу в том:
          Ковалинский потребовал его к себе за приказанием в 3 часа пополудни и в это же время приказал привести совместно с собою сотского, что и было выполнено старостою, но сотский был в нетрезвом виде по случаю прихода брата его солдата в отпуск, и когда староста явился с ним, то Ковалинский начал бить сотского своеручно, которого я свидетельствовал и нашел подбитые глаза и окровавленные шрамы и царапины на лице; потом Ковалинский без всякой причины бросился на старосту и избил его бесчеловечно; осмотревши побои, нанесенные старосте... трудно поверить, чтобы можно так изуродовать и истерзать человека. Наносимым побоям Ковалинского старосте и сотскому были свидетели" (99, 1, 9, л.185-185об.).
          К.Иванов говорит в этой докладной и о других жалобах на Дмитрия Ковалинского. Так, еще в августе он нанес побои временнообязанному крестьянину Бабичеву, "о чем были приняты меры, оказавшиеся недействительными" (Видимо, Иванов имеет в виду тот факт, что Бабичев обращался в земский суд, который в письме на имя предводителя дворянства от 16 августа сообщал, что жалобу Андрея Бабичева суд оставил без рассмотрения, предоставив ему, если пожелает, искать защиты, где следует по закону (99, 1, 9, л.30)). Посредник Иванов, как и Сарандинаки, считал, что Ковалинский - нарушитель закона, а его жестокость ведет к беспорядкам. Для всеобщего спокойствия, считал посредник, необходимо имение его взять в опекунство, иначе, если не сделать этого, он, посредник, не ручается за дурные последствия... И даже патетически вопрошает: чем помещик возместит увечья, нанесенные старосте и сотскому? - Вот староста уже хочет уволиться, поскольку Ковалинский, за то, что он пожаловался на него, пригрозился убить его.
          Любопытная деталь присутствует в этой докладной, адресованной, как сказано, не на имя предводителя, который доводился двоюродным братом Дмитрию Ковалинскому, а в мировой съезд. Суть этой детали состоит в том, что, по мнению посредника Иванова, для водворения порядка и спокойствия в этом имении "нужен человек от правительства", поскольку, как намекает посредник, родственные связи между предводителем дворянства и Дмитрием Ковалинским могут препятствовать этому, т.е. установлению спокойствия и порядка.(99, 1, 9, л.185об.).
          Теперь обратимся к делам знакомого уже нам Александра Погонкина, к делам, которые выходят далеко за грань здравого смысла. Как уже упоминалось, Погонкин в одном из писем жаловался Хоментовскому, что сельское общество деревни Андреевки определило крестьянскую девочку Таню Базыкину в подпаски, в то время как было известно, что Погонкин хотел взять ее к себе в дом в Ростов в качестве служанки, взамен ее двоюродной сестры Неонилы, которую, по мнению опекуна, "невозможно держать в качестве прислуги, потому что она груба и бьет детей - прямых господ своих"! (235, 1, 2, л.57). Погонкин настоял-таки на своем и забрал девочку в город.
          Однако при этом он столкнулся со своеволием и непослушанием со стороны родителей: отец Тани, тот самый Афанасий Базыкин, который нерадиво относился к лошади барина (не задал ей на ночь корма!), отправляя дочь в город, велел ей пробыть там всего неделю или две, а затем бежать домой, что она и сделала, но была поймана и, несмотря на несовершеннолетие, была наказана - посажена в кордегардию. Все же спустя несколько дней ее сестра Степанида через мужиков, ездивших в город, передала ей денег на дорогу, и девочка вновь сбежала, скрывалась у поручика Егора Рыжкова. (Егор Рыжков был, также как и Семеновы, одним из наследников этого имения, но, будучи в отставке, имел местожительство в селении государственных крестьян Новониколаевке, которое находилось на противоположном от Андреевки берегу Кагальника.) Потом девочку куда- упрятали - подальше от глаз Погонкина, видимо, все же в доме отца, куда Погонкина не пускали.
          Такое своеволие и непослушание крестьян побудило Погонкина в жалобе на них Хоментовскому проявить некоторую щепетильность, выразившуюся в словах: "Мне совестно, что я так долго должен был утомлять Ваше внимание таким грязным рассказом... о неповиновении и явном зломыслии крестьян" (235, 1, 2, л.135). Невольно проникнешься сочувствием к помещику...
          Однако "зломыслие" и "неповиновение" крестьян, отраженное в других документах, приобретает совсем иную окраску.
          Егор Рыжков, проживавший в Новониколаевке и проявлявший неподдельный интерес к участи Тани Базыкиной, обращался и к Хоментовскому с призывом войти в суть вопроса и помочь девочке. Дело в том, что после очередного побега Погонкин насильно возвращал Базыкину к себе в услужение, но девочка, не выдерживая жестокого обращения, спасалась бегством, нередко обрекая себя на новые страдания. Рыжков писал Хоментовскому, что однажды в ноябре 1861 г., спасаясь от постоянных наказаний, которым ее подвергали в доме Погонкиных, она пришла к ним, Рыжковым, "боса, гола и голодна, да к тому же и больна" и рассказала, что она "по болезни не могла служить", а еще более потому, что чуть что - ее (несовершеннолетнюю!) сажают в кордегардию (т.е. под арест) "голодную и без одеяния". Посылая девочку с этим письмом к Хоментовскому, Рыжков взволнованно пишет: "...Спросите сами ее, она Вам все расскажет, почтеннейший Павел Михайлович, обратите отеческое внимание, возможно ли так жестоко с ребенком поступать, как Погонкин поступает с несчастным детищем, да и с совершеннолетними. Добрые люди так бесчеловечно не поступают". И далее: "По моему мнению, за таковые бесчеловечные и жестокие их с ребенком поступки вовсе запретить им иметь из крестьян их прислугу". И просит Хоментовского "не отсылать ее к ним, потому что по жестокосердию своему начнут еще жесточее наказывать и сажать в кордегардию, как совершеннолетнюю, а пусть себе из вольных нанимают" (235, 1, 2, л. 123).
          Но Погонкины снова забрали Таню Базыкину к себе в услужение, и это закончилось для нее едва ли не трагически. Госпожа Погонкина в феврале сильно избила девочку и прогнала ее из дому. Спасаясь от тиранства, Таня, с испугу, в сильный мороз отправилась домой и, по словам Рыжкова, "до кисточек обморозила ноги". "Я, со страдания о таком бесчеловечном нечеловеколюбии, - пишет Рыжков в новом обращении к Хоментовскому, - приемлю смелость довести до сведения Вашего высокоблагородия и покорнейше просить прибыть ко мне в селение Новониколаевку и осмотреть обморозившуюся Татьяну Базыкину" (235, 1, 3, л.21).
          Обратим внимание на то, как Егор Рыжков взволнован тем, что произошло с этой несовершеннолетней девочкой, как он возмущен поведением Погонкиных и как он буквально не находит слов, чтобы достойно охарактеризовать их жестокость: "добрые люди так бесчеловечно не поступают", "бесчеловечные и жестокие с ребенком поступки", подчеркивает постоянно их жестокосердие и, наконец, как высшую степень нравственного падения - "бесчеловечное нечеловеколюбие".
          История с девочкой Таней Базыкиной, безусловно, не имеет разумного объяснения. Если даже признать по совокупности имеющихся документов, что Базыкины - не самые достойные люди, то невозможно понять то дикое упрямство, с которым Погонкины стремились принудить девочку - совершенно очевидно не любимую и презираемую ими - к работе в качестве домашней прислуги. Нелишне здесь напомнить ключевое положение правительственного циркуляра, определявшего, на ком лежит нравственная ответственность за успех реформы... Однако, похоже, самодурству препон не существует.
          С примерами "своеручного" права и с теми же героями нам предстоит встретиться еще раз - в изложении некоторых пореформенных фактов (см. "Прелести найма"). А сейчас обратимся к событиям, которыми завершился первый год великой реформы.

Мировой съезд у Хоментовского

          Мировой съезд представлял собой встречу мировых посредников во главе с предводителем дворянства с присутствием непременного члена от правительства и представителей полицейской и судебной власти. Собирался мировой съезд для решения особо важных вопросов (например, для установления опеки над имениями тех помещиков, которые проявляли исключительную жестокость по отношению к крестьянам) или же для разрешения конфликтов или споров, возникших в отношениях между мировым посредником и каким-либо помещиком. В последнем случае, как правило, съезд проводился, так сказать, в "резиденции" мирового посредника - "виновника торжества". Далеко не всегда съезд собирался в полном составе - он был правомочен и в случае отсутствия кого-либо из перечисленных представителей, в том числе предводителя дворянства - тогда председательствовал на съезде кто-либо из посредников (по общему их согласию).
          У мирового посредника 3-го участка Павла Хоментовского отношения со многими помещиками на Кагальнике в первый год реформы складывались далеко не лучшим образом (что заслуживает отдельного разговора), но особенно ему досаждала эта зловредная старуха Вера Яковлевна Новодворская. Ее крестьяне (видимо, пользуясь тем, что Хоментовский жил по соседству) постоянно обращались к нему с разными вопросами, а сам посредник, не имея собственных крепостных, как правило, приглашал к себе на полевые работы живших по соседству (на другом берегу Кагальника) государственных крестьян либо крестьян соседей-помещиков, чем вызывал вящее недовольство последних, особенно Новодворской, которая говорила, что тот своих мужиков не имеет, так чужих развращает более выгодными условиями...
          Однако вопросы ее крестьян к посреднику были сугубо конкретными: Обязаны ли они отбывать ночные дежурства? Имеет ли право помещик привлекать дворовых людей к полевым работам? А если да, то на каких условиях? Права ли Новодворская, выделив на 46 душ крестьян всего 63 десятины земли под посев зерновых? И каковы нормы на возке сена или снопов? - И т. д. и т. п. Хоментовский отвечал, что обязательные ночные дежурства крестьян отменены, а если они их отбывали с марта по октябрь, то барыня обязана эти дежурства оплатить. Да, дворовых людей, согласно статье такой-то, помещик может привлекать к полевым работам только в том случае, если эти дворовые имеют земельный надел, как и полевые крестьяне, но если надела нет, то они могут выполнять полевые работы за отдельную плату. А нормы перевозки сена и снопов определялись конкретными условиями - расстоянием, качеством дорог и т.д.
          Камнем преткновения, конечно, были вопросы оплаты - тут старуха проявляла неслыханную прижимистость и упрямство. В разговорах с Хоментовским, уступая его настойчивости, она обещала, к примеру, заплатить за ночные дежурства, но потом выискивала всевозможные доводы, чтобы не делать этого, причем доводы эти были не слишком разнообразными, например: а с какой это все-таки стати? а как это определить, что я должна выплатить именно эту сумму? да и не заслужили они, чтобы я раскошеливалась... Она даже пригласила однажды поверенных - родных племянников Якова Андреева и еще кого-то из Пеленкиных, но и их присутствие не помогло: они вынуждены были согласиться с доводами мирового посредника. Казалось, вопрос исчерпан. Однако и после этого крестьяне сообщили Хоментовскому, что барыня и не помышляет отдавать деньги, да и по-прежнему притесняет их, не выделяя должного количества и качества земли под озимые посевы. Это вывело Хоментовского из себя. Явившись к ней в дом, он в довольно резкой форме потребовал объяснений. На это Новодворская ответила, что у нее сейчас просто нет денег. Тогда Хоментовский вынул из кармана 200 рублей серебром, положил ей на стол и сказал: "Вот Вам в долг, чтоб Вы сейчас расплатились". Такой шаг посредника Новодворская восприняла как неслыханную дерзость, унизившую ее честь и достоинство. И буквально уже на следующий день она пишет пространную и колоритную жалобу предводителю дворян Е.М.Ковалинскому на Хоментовского, что и послужило толчком к проведению в конце ноября мирового съезда, посвященного ее жалобам.
          Жалоба стоит того, чтобы если не привести ее полностью, то хотя бы дать пространные выдержки из нее. Жалоба датирована 23 октября 1861 г.
          Новодворская пишет Ковалинскому о Хоментовском:
          "Вчера, прибыв в 4 часа пополудни, взошел в дом, забыв приличия, без приветствия, как следует благовоспитанному человеку, обратился ко мне с крыком, что меня немало удивило, говоря, что будто бы я стесняю крестьян, не даю им должного качества земли"... не столько, сколько они потребуют, "после чего настаивал, чтобы я дала жалованье дворовым людям моим, назначил сам мужскому полу по 10 руб., а женскому - по 5 руб. серебром, угрожая, что если я не сделаю этого, он прикажет дворовым людям не работать и не слушать меня. Я ответила, что ни одною статьею положения не обязательно жалованье за услуги дворовым людям, так как мировому посреднику не предоставлено право настаивать над владельцами и самому определять количество жалованья, а что я сама заплачу дворовым по своему усмотрению, кто чего заслуживает, и то по продаже хлеба, потому что в настоящее время не имею возможности, тогда Хоментоский вынул из кармана 200 руб. серебром, бросил на стол, говоря: "Вот Вам в долг, чтобы Вы сейчас уплатили". Это слышал приказчик мой вольнонаемный с его женою, находясь в соседней комнате, да и комнатная прислуга моя, которая не замедлит передать прочим людям. После этого можете судить сами, какое может быть уважение и послушание крестьян".
          "Хоментовский не имеет у себя временнообязанных крестьян, да и к тому же поселился в нашем уезде не более двух лет, купив пустопорожнюю землю, к несчастью, по соседству со мною, в количестве с небольшим 400 десятин, занимается вольнонаемным трудом, не знает местных положений крестьян и поземельных отношений их с владельцами, а потому и суждения его ошибочны, притязания же его ко мне и желание во всем угодить моим людям, я не иначе могу понять, как старанием его привлечь их к себе, нанимая постоянно, как он и делает за сходную цену для своих работ".
          "Выставляя на вид все неправильные против меня действия мирового посредника Хоментовского, обращаюсь к Вам как председателю мирового съезда и предводителю, прошу Вас защитить меня от притеснений г.Хоментовского, распоряжениями которого, как я слышала, и многие помещики недовольны... Мне же более ничего не остается, если только и Вы не примете участие, как бросить на произвол свое хозяйство и выехать с имения, предоставив Хоментоскому распоряжаться".
          И последний штрих - приписка: "P.S. Я хотела сама ехать и лично передать на словах все сделанные мне неприятности г. Хоментовским, которых подробно не могу передать на бумаге, но после таких огорчений, как женщина старая, лежу в постели больна. Вера Новодворская".(235, 1, 2, 100-100об.).
          Далее разворачивается интрига. Как женщина слабая, которую (по Чехову!) "всякий обидеть может", Вера Яковлевна спустя несколько дней пишет предводителю Ковалинскому новое послание, в котором делится с ним своими подозрениями относительно добропорядочности посредника Хоментовского: Новодворская ставит под сомнение законность избрания его на эту должность. По закону мировым посредником мог быть избран помещик, имеющий не менее 500 десятин земли, а у Хоментовского, по ее глубокому убеждению, в наличии всего 400. Стало быть, он обманул дворянское собрание, объявив большее количество земли, а значит, и посредником стал незаконно. Следовательно, должен быть смещен как узурпатор... Оставим на совести Новодворской подобные эксцерсизы, но они весьма симптоматичны: что было на уме у некоторых местных дворян (в чем мы еще сможем убедиться), то было на языке у этой престарелой помещицы. В документах можно обнаружить некоторые следы попыток проверить законность избрания Хоментовского (а именно, действительно ли у него было 500 десятин), однако, судя по тому, что Хоментовский оставался на своем посту до переизбрания в 1863 г., подозрения старухи не имели под собой серьезных оснований. Да и трудно поверить, чтобы имущественное положение кандидатов на должность мировых посредников в дворянском собрании не было известно. В архиве хранятся, например, специально составлявшиеся списки тех дворян, которые по своему имущественному положению могли быть избраны на должность мирового посредника, а уже на основании этих списков выдвигались претенденты, из которых мировым посредником становился тот, кто путем тайного голосования в дворянском собрании получал наибольшее количество белых шаров; занявшие второе и третье места признавались кандидатами в мировые посредники и становились таковыми в случае выбытия посредника по непредвиденным обстоятельствам. По 3-му мировому участку, надобно сказать, кандидатами были двоюродные братья Яков Андреев и Александр Тиммерман; первый был исключен из кандидатов по причине избрания на должность мирового судьи в 1862 г., а второй "посредничал" после Хоментовского в 1864 г. Но вернемся к теме мирового съезда у Новодворской, подготовка к которому велась обеими сторонами с начала ноября.
          Хоментовскому, до сведения которого был доведен текст первой жалобы Новодворской, не все в ней было ясно. В частности, 4 ноября, обращаясь в мировой съезд и к предводителю дворян, он просит, чтобы г-жа Новодворская представила объяснения на свою жалобу о делаемых им, Хоментовским, послаблениях крестьянам деревни Верной. Сам же он возникшую конфликтную ситуацию поясняет следующим образом.
          16 октября крестьяне деревни Верной обратились к нему с просьбой избавить их от ночных нарядов, отбываемых ими по требованию барыни. Эта повинность воспрещается ст.7 Правил и не зачислялась крестьянам в определенную трехдневную повинность, поэтому он отменил ее и выразил г-же Новодворской необходимость с ее стороны по согласию с крестьянами покончить это дело. Однако "внушение мое желаемых последствий не имело": на сельском сходе, собранном по случаю выборов сельского старосты, крестьяне выразили посреднику желание получить вознаграждение за перебранные с них дни, причем объявили, что со дня обнародования Положения с 25 марта по 16 октября они ежедневно выходили в ночные караулы по 2 человека по очереди.
          При этом Хоментовский просит дать ему разъяснения: чем руководствоваться посреднику при определении компенсации крестьянам, так как зачет летних дней в зимнее время будет связан с потерею для крестьян (99, 1, 9, л.132-135). Сам он косвенно подсчитал, что всего Новодворская должна выплатить крестьянам 159 р. 80 к. серебром.
          В письме от 5 ноября Хоментовский, видимо, получивший дополнительные сведения о жалобе Новодворской, поясняет мировому съезду свою позицию. Во-первых, жалобы Новодворской на неповиновение крестьян (а подобные жалобы были характерны и для других имений) посредник всегда рассматривал и делал крестьянам соответствующие внушения, хотя обвинения в неповиновении крестьян необоснованны - по имению Новодворской никаких недоимок за крестьянами не числится.
          Во-вторых, вникнув в ход распоряжений г-жи Новодворской, Хоментовский убедился, что "она может понести потери по собственной вине вследствие ее экономических наклонностей". Он не раз советовал ей взять "управителя, способного руководить и разумно направлять рабочие силы, так как сельский староста не может присутствовать всегда на всех работах", однако в течение четырех месяцев она была глуха к его убеждениям и лишь недавно взяла себе приказчика.
          Что же касается обвинений в том, что посредник самовольно назначил плату ее дворовым людям, то это тоже неверно. В полевые работы могут назначаться только те дворовые, которые имеют земельный надел, как у крестьян полевых. У Новодворской эти дворовые не имели надела, но участвовали в обмолоте зерна - катками и машинами, и им Хоментовский разрешил заодно и свой хлеб обмолотить - как некоторое вознаграждение (имеется, наверное, в виду хлеб, выращенный дворовыми на приусадебном участке - это к тому, что если нет надела, то откуда хлеб?). Он дозволил Новодворской окончить молотьбу трудами дворовых, но с условием, чтобы она дала им денежное вознаграждение; в присутствии своих родственников Андреева и Пеленкиных она согласилась выплатить каждому мужчине 10 р., женщине 5 р. серебром. А после молотьбы заявила: дворовые только тогда получат деньги, когда заслужат. На это Хоментовский ответил: "В таком случае дворовые перестанут отбывать полевые работы". Услышав от помещицы, что у нее нет денег, посредник и предложил тогда ей в долг 200 р. Та отказалась, сославшись на то, что назавтра должна свои получить. Однако, стремясь уклониться от законного и справедливого удовлетворения требований дворовых, Новодворская пишет жалобы. Хоментовский обращается к мировому съезду с просьбой "принять зависящее решение и понудить Новодворскую к оплате труда дворовых"
          Попутно Хоментовский приводит факты, которые "обнаруживают, в какой степени г-жа Новодворская могла заслужить доверие и уважение своих крестьян, как в прошедшем, так и в настоящем":
          - 30 июня расслабленный калека Петр Калинченко объявил, что по смерти родителей осталось имущество: две пары быков и одна корова -Новодворская, по показаниям крестьян, взяла их на сохранение до его совершеннолетия, а его дитятею отдала дяде Петру Иванову, который, сам находясь в бедности, вынужден был уплачивать за Петра Калинченко подати. Теперь инвалид совершеннолетен, а имущество ему барыня не возвращает;
          - Дворовый Кондрат Бондаренок, 80 лет от роду, бывший ранее бессменным приказчиком, оставлен на старости без пособия;
          - Дворовый Ясиновский записан Новодворской как крестьянин, т.е. как за дворового барыня за него сама платила подати, а теперь отказалась, возложив платежи на сельское общество, что незаконно;
          - Крестьяне отбывают ночной караул без зачета, что противоречит Положению;
          - Под посев 1862 г. на 46 душ крестьян Новодворская отвела только 62 десятины, следовательно, меньше, чем положено по уставной грамоте;
          - Дворовые не получают одежды: по его настоянию Новодворская купила кое-что из одежды и выдала, но женщины до сих пор без обуви и тулупов, барыня считает - у них есть собственные вещи.
          "Действия мои, - пишет в заключение Хоментовский, - в отношении г-жи Новодворской не были притеснительными и всегда клонились к миролюбивым соглашениям ее с крестьянами". Посредник считает, что произволу помещицы должен быть положен законный конец. При этом Хоментовский корректно заключает, что считает "не согласным с достоинством" его "опровергать те выражения письма Новодворской, которые касаются" его лично и "не делают чести автору..." (99, 1, 9, л.144-147об.).
          Подготовка к мировому съезду велась скрупулезно, дотошно, от Новодворской требовали четко, ясно и конкретно сформулировать все претензии к посреднику Хоментовскому. Подобная задача старухе показалась непосильной, и она привлекла на помощь племянника Якова Андреева и соседа, зятя Семеновых, грека Эпоменонда Перстиани, что было оформлено письменно:

"Любезный мой племянничек Яков Андреевич
и Милостивый государь Эпоменонд Афанасьевич!

          После сделанного мне оскорбления мировым посредником Хоментовским, о чем я вам и прежде говорила, нахожусь я в настоящее время в болезненном состоянии. А как я получила письмо посредника от правительства, что он вместе с мировым посредником г.Сарандинакий 28 числа этого месяца приедет ко мне для удостоверения к действительности невыполнения временнообязанными моими крестьянами своих обязанностей и неудовлетворении моих жалоб мировым посредником г.Хоментовским, покорнейше прошу вас, Яков Андреевич, как родного племянника, и вас, Эпоменонд Афанасьевич, как близкого моего соседа, на 30-е число пожаловать ко мне, потому что я, будучи очень больна, не могу присутствовать при мировом съезде у меня и поручаю на все требования господ посредников, согласно данной мною вам выписке и переданному вам на словах отвечать. Я вполне уверена на благородство ваше, что вы не откажете защитить мои права, что же вами сделано [будет] законно, спорить и прекословить не буду. В чем при нижеподписавшихся свидетелях подписуюсь
          ноября 24 дня 1861 года,
          Милостивые государи, Ваша покорная слуга Вера Новодворская".

          Доверенные Веры Яковлевны представили мировому съезду записку, в которой были изложены претензии Новодворской к Хоментовскому. Вкратце они сводились к следующему (кое-что читателю уже известно):
          1. Временнообязанные крестьяне косили овес по 10 человек на десятине и не оканчивали, посредник на эту ее жалобу не обратил внимания.
          2. Во время своза хлеба на расстояние в 1 версту возили хлеб только два раза, тогда как у соседних помещиков, да и у самого Хоментовского, - по 4 раза и на гораздо дальнее расстояние.
          3. Во время молотьбы люди плохо выходили на работу и молотили так, что половина зерна оставалась в соломе, а посредник, зная об этом, не принял никак мер, поэтому она понесла убытку, беря во внимание урожай нынешнего года, до 300 четвертей.
          4. По жалобе, что временнообязанные крестьяне выходят на работу поздно и уходят, когда им вздумается, что высылают вместо себя малолетних, что многие отзывались больными и не выходили вовсе на работу, а между тем у себя дома работали, Хоментовский не счел нужным даже войти в разбирательство.
          5. Возовица сена временнообязанными крестьянами производилась медленно, на расстояние 5 верст - полтора раза в день, тогда как экономическим возам были наняты вольнонаемные, и они, глядя на небрежную работу крестьян, возили и сами так. По этой жалобе мировой посредник обратился к вольнонаемным, грозя им штрафом, те в ответ оставили работу, а к временнообязанным обратился только с наставлением. Результат был тот, что она лишилась вольнонаемных рабочих, а свои крестьяне стали работать еще хуже.
          6. Благодаря невниманию мирового посредника она потерпела убытки во время жатвы хлеба. На косовицу у нее выходило двадцать душ крестьян, которые за полтора месяца жатвы сняли 18 десятин разного хлеба, в то время как должны были бы снять урожай на 48 десятинах. На 60 десятинах она вынуждена была нанять вольнонаемных, что ей стоило до 600 руб. серебром.
          7. Она законно требовала смены старосты, но посредник только тогда удовлетворил это требование, когда она обратилась в суд.
          Мировой съезд у Новодворской не был многолюдным: непременный член от правительства при съезде, посредник 4-го участка Ипполит Сарандинаки, Хоментовский и доверенные лица жалобщицы Яков Андреев и Эпоменонд Перстиани. Еще перед съездом, извещая Новодворскую о предстоящем мероприятии, непременный член и посредник Сарандинаки письменно просили Веру Яковлевну принять уверения, что "все справедливое будет принято в соображение к успокоению ее". Председательствовал на съезде Ипполит Сарандинаки.
          Рассмотрев все обстоятельства дела, мировой съезд признал, что ни по одному из пунктов претензии Новодворской не были справедливыми, причем по каждому пункту был дан обстоятельный письменный ответ. Вот что отметил мировой съезд.
          По первому пункту - на косовице овса, как установил посредник, разбирая жалобу, были заняты дворовые, следовательно, не подлежавшие разбору посредником, притом, по удостоверению приказчика, 10 человек косили не на одной, а на полутора десятинах.
          На возовице хлеба крестьяне не только возили на 22 возах на расстояние в 1 версту, но еще и складывали в высокие скирды, из-за чего приходилось им задерживаться, и все же возили не два, а три раза. А по поводу небрежной возки сена, действительно, вольнонаемные после разговора с посредником, опасаясь взысканий, не захотели работать и попросили расчет, на что помещица согласилась.
          По поводу обмолота - Хоментовский сам говорил Новодворской, что молотьба ведется плохо, что нужен присмотр, а она, будучи преклонных лет, не в состоянии все делать сама, а приказчика не берет.
          Относительно того, что посредник был якобы глух к ее жалобам на нерадивых работников, которые рано уходят с работы, делают не то, что надо, а то, что захотят, или вместо себя присылают малолетних, установлено, что сама Новодворская ни разу не указала конкретно виновных или тех, кто притворялся больным, лишь бы не выйти на работу. По словам старосты, малолетние никогда не заменяли взрослых; женщины, действительно, выходили на работу попозже, зато мужчины оставались на работе допоздна. Хоментовский пояснил съезду, что эти жалобы он никогда не оставлял без внимания и делал крестьянам соответствующие внушения, но взысканий налагать он не имел права, так как по закону нельзя наказывать все общество, общество не может виновным - виноватыми могут быть признаны лишь отдельные члены его. Поэтому претензии Новодворской к Хоментовскому по данному пункту съезд счел не заслуживающими удовлетворения.
          Неверно Новодворская посчитала число рабочих дней на жатве: жатва длилась не полтора месяца, а всего три недели, а за это время крестьяне должны были отработать всего 9 дней, да и из этого числа надо исключить рабочих больных и "употребляемых на другие дела", дни ненастной погоды, и оказывается, что 78 десятин сорок душ мужчин и женщин никак не могли убрать за это время.
          Вопрос о смене сельского старосты съезд не рассматривал, поскольку к этому времени староста уже был сменен.
          Съезд вынес заключение: все жалобы не имеют достаточных оснований. Внимание землевладельцев сейчас должно быть сосредоточено на утверждении уставных грамот.
          В замечании к своему решению мировой съезд счел необходимым подчеркнуть уже упоминавшуюся мысль о том, что "инициатива в разрешении каждого серьезного вопроса лежит прежде всего на нравственной обязанности лиц, поставленных выше всех по общественному ли положению, образованию, средствам или другим условиям..." (99, 1, 9, л.177-184).
          Детальных сведений о том, как проходил съезд, нет, но можно предположить, что все прошло гладко и спокойно. Доверенные Веры Яковлевны рассказали ей, что Хоментовский, между прочим, сказал, что о работниках надо элементарно заботиться: хорошо накормить, поставить иной раз и водочки - все воздастся сторицей! А если нет заботы, то и хорошей работы ждать не приходится.
          Разумеется, решением мирового съезда Вера Яковлевна осталась крайне недовольна. И на другой же день она отправила в Ростов новую жалобу. Главное, пишет она, Хоментовский нанес ей оскорбление в присутствии свидетелей, невнимание же к ее жалобам - вопрос второстепенный, а съезд вопрос об оскорблении вообще не рассматривал (напомним, что в последней своей записке - перечне претензий - вопрос об оскорблении она и не затрагивала). Хоментовский, полагает Новодворская, едва появившись в здешних местах, начал ей всячески вредить, особенно после того, как ее быки потравили ему посевы. А от двух членов мирового съезда она ничего хорошего и не ожидала: ведь, приехав по ее жалобе, они остановились не у нее, а у Хоментовского; да к тому же вечером посылали писаря в ее деревню, ходить по домам вызывать крестьян к посреднику, где их научали, что и как говорить, если вызовут для показаний. И вообще просит она теперь для разрешения ее отношений с временнообязанными крестьянами назначить другого посредника. Не обошла она вниманием и реплику Хоментовского о том, как надо заботиться о работниках и в заключение не без ехидства заметила: "...Хоментовский говорил, что крестьяне плохо работали на молотьбе потому, что не было надлежащего присмотра за людьми и оттого, что для поощрения крестьян к работе не поила их водкою. Не находя ни в одной из статей Высочайше утвержденного Положения, чтобы мерою поощрения к работам была выдача временнообязанным крестьянам водки, я покорнейше прошу мировой съезд разъяснить мне, не имеется ли особенного распоряжения правительства об этом" (99, 1, 9, л.181об.).
          В общем, старуха осталась при своем мнении. Просматривая бумаги мирового посредника за 1862 г., мы можем найти очередное любезное послание Веры Яковлевны мировому посреднику, например, такое:
          "Милостивый государь Павел Михайлович!
          Отношение Ваше ко мне от 27 истекшего февраля ...я получила во время тяжелой моей болезни, почему и не могла тотчас Вам ответить. Ныне же, получив облегчение, долгом считаю уведомить Вас Милостивый Государь, что я на решение мирового съезда об уплате дворовым людям жалованья по назначению Вашему в противность Высочайше утвержденного положения о устройстве дворовых и на журнальное постановление Губернского присутствия 18 прошлого января о уплате..." и т.д. и т.п. - в столь же учтивой форме разъясняет, что решения, исходящие от Хоментовского как личности, которая не заслуживает уважения, она "не считает возможным выполнять", и направила жалобу в Главный Комитет об устройстве хозяйства... "до решения которого требуемые деньги выслать не может" (235, 1, 3, л. 85об.).

(Продолжение следует)