Михаил Желтухин, адвокат г. Тольятти Новые методы борьбы с преступностью

чень многое за последнее время делается в плане борьбы с преступностью. Увеличено число милиционеров - вон в Москве после взрывов их оказалось столько, что по одному можно поставить в каждый дом. Выделяют им и автотранспорт, и кримина-листическую технику и компьютеры, а воз и ныне там: выйти на улицу вечером не каждый отважится, за криминальными сводками мы стали следить, как на ипподроме за забегом лошадей - сколько на сегодняшний день убийств? А сколько из них заказных? А сколько киллеров за вчерашний вечер убили по два, по три человека? Ужас!
          Для радикального решения вопроса борьбы с преступностью на сегодняшний день тре-бу-ются новые, неожиданные, нетрадиционные способы их решения. Нам представляется, что один из способов, инструментов в борьбе с преступностью - экономический. Это, конечно, не панацея, но его радикальное воздействие в настоящее время рыночных реформ и рубле-вых оценок всего и вся трудно переоценить. Взгляните сами.
          Перед судом преступник, совершивший год назад разбой, скрывшийся от следствия, объявленный в розыск, пойманный и водворенный в следственный изолятор на казенные харчи, по его делу проведены две криминалистические экспертизы, вызваны десяток свиде-телей на предварительное следствие, а затем и в суд. На “воронке” и под конвоем его возили в следственный изолятор и назад раз пять. Столько было необходимо для допросов, очных ставок, экспертиз и других следственных действий, чтобы изобличить преступника.
          Позвольте неудобный вопрос: кто заплатил за его художества? За работу оператив-ников, которые его разыскали, участковых и патрульно-постовых милиционеров или гаи-шников, которые его задержали, за работу следователя, экспертов, конвойных, в том числе и за “воро-нок”, и за содержание до суда в тюрьме, за баланду, за надзирателя, за работу судьи, прокурора, заседателей, секретаря суда, за то, что были вызваны трижды и не работали десять свидетелей, за адвоката, предоставленного ему судом для защиты его законных прав, за машинистку, напечатавшую приговор, за содержание зданий суда, милиции, прокуратуры, тюрьмы и т. д. и т. п.? Вы думаете виновный? Нет, мы с вами, рядовые налогоплательщики и в том числе потерпевшие, судьи, прокуроры, но не осужденный. С него взятки гладки. А раз так, то ждите от него следующего преступления.
          Или вот другая картинка. Папа - хозяин небедной фирмы и воспитанием его деток ему заниматься некогда, а мама занята собой настолько, что ей тоже не до них. А в это время сыночек с компанией занялся кражами и грабежами. Попался, но по малолетству, да из-за папиного кошелька тюрьма ему не светит: так, “ условно” и не более того.
          Так вот, в первую очередь, оплатите-ка, папаша, те расходы, которые несет милиция суд, про-куратура, адвокатура, участвуя в воспитании вашего сыночка вместо вас. А еще, за надзор инспектора отдела по борьбе с преступностью среди несовершеннолетних в течение испытательного срока условного осуждения. Эта мера воздействия не только к богатеньким, но и всем прочим нерадивым родителям, призывающая их к ответственному отношению к исполнению своих родительских обязанностей.
          Наше предложение - применять не только уже используемые меры борьбы с престу-пностью, но и экономическое воздействие. Совершил преступление - отвечай не только своей свободой, но и рублем, заработанным в колонии за причиненный обществу вред. Мы считаем необходимым принять такой закон о взыскании судебно-следственых расходов с осуж-денного по утвержденным Минюстом и МВД тарифам. Это позволит по-полнить бюджет, что чрезвычайно актуально в наше время.
          Например, за один год Автозаводским судом г. Тольятти, где работают 25 судей, рассмотрено с вынесением приговора 5200 уголовных дел, вынесено обвинительных приговоров 3950, в отношении 4500 лиц. Остальные прекращены, но в большинстве своем -по нереабилитирующим основаниям, т.е. в среднем один судья рассмотрел 200 уголовных дел. Всего в нашей стране около восьми тысяч судей первой инстанции. Если взыскать с каждого осужденного по минимальному размеру оплаты труда (200) рублей, то в итоге по стране в государственную казну поступит около 320 миллионов рублей. Это только то, что касается судей, такая же примерно цифра образуется от взыскания в пользу прокуроров, заседателей, секретарей и т.д., а всего это миллиарды и миллиарды так нужные экономике нашей страны, необходимые и для проведения судебной реформы. Но и главное-то, что таким образом с новой стороны будет наказано зло, и эта мера предотвратит в какой-то части преступность в будущем.
          Возможно, взыскать не по минимальному размеру: некоторым это представляется слиш-ком уж прямолинейно и незавуалировано. Тогда пойдём по иному пути. Совершая пре-ступление, виновное лицо посягает не только на жизнь, здоровье или чужую собственность, но и на норму закона, установленного государством. Государство обязано защищать потерпевшего, расходуя на это деньги. Несправедливо эти расходы перекладывать с плеч виновного на общегосударственные расходы. Следовательно, в конце каждого уголовного дела должна быть справка бухгалтера о государственных расходах, понесённых по этому конкретному делу. Сюда войдёт реальная зарплата оперативников, следователей, экспертов, а судья и прокурор прикладывают свои, рассчитанные бухгалтером справки. Причём это не произвольные цифры, а основанные на процессуальных сроках суммы за время рассмотрения данного дела. За пределами процессуальных сроков, т.е. незаконно, с виновника не может быть взыскано. Контроль за этим - на прокуратуре и вышестоящем суде. Тогда приведенная в качестве примера цифра поступлений в бюджет увеличится, как минимум, вдвое.
          Конечно, это должны быть конкретные размеры и ставки, установленные ком-петентными на то органами, чтобы избежать злоупотреблений и произвольного трактования в решении этой стороны дела. Кстати, ведь такой опыт есть, суды уже давно взыскивают по искам прокуроров расходы медицинских учреждений, направленные на лечение потерпевших от умышленных преступлений против здоровья.
          Этот экономический стимул имеет и другое, совершенно конкретное, направление. А именно: улучшение работы суда, следствия. Ведь нельзя будет до бесконечности растягивать сроки предварительного расследования. Положено расследовать в два месяца - уклады-вайтесь, а за пределами этого срока - для преступника бесплатно, за счет милиции. Неправильно рассмотрел судья дело, и приговор отменили - пересмотр за счет суда. Это реальный рычаг повышения ответственности в работе суда, в удешевлении аппарата право-охранительных органов.
          Этот шаг, предпринятый в масштабах страны, увеличит доходы, совершенно не ущемляя пенсионеров, работников бюджетной сферы и другие непричастные к совершению престу-плений и незащищенные слои населения. Получаемые таким образом платежи очень реальны поскольку две трети осужденных приговариваются к наказаниям без лишения свободы, т.е. это граждане, работающие и получающие зарплату, на которую может быть обращено взыскание.
          Конечно, это только идея. Она требует серьезной проработки, в которой и мы сочтем за честь принять участие в том случае, когда она вызовет интерес.

Полемика с А.Пушкиным (Министерство Юстиции России) 28.04.2001 г. № 05-18-3890-2001

          На наш взгляд утверждение, что действующим российским уголовно-процессуальным законодательством в достаточной мере регулируется взыскание с осужденного расходов, поне-сённых при производстве по уголовному делу - всего лишь декларация, далёкая от прозы реальной жизни. Конечно, в контексте существующего комплекса правовых норм и взглядов такой подход привычен, отработан, накатан, уютен. Понимаем мы, что предлагаемая норма, носит стратегический характер, меняет в известной мере саму политику государства в сфере борьбы с преступностью, в отправлении правосудия, в регулировании государством процессов воспитания в семье. Но ведь для того и проводятся реформы, чтобы изменять существующий порядок. Улучшить его.
          Автор ответа на наше предложение ссылается на статьи 106 и 107 УПК РСФСР.
          Статья 106 гарантирует сохранение оплаты потерпевшим, свидетелям… по месту их основной работы. Это расходы государства и предприятия, которые совершенно не виноваты, что осужденный преступил закон. Виновный опять не платит. Перекладывание этих расходов на законопослушных налогоплательщиков просто несправедливо, эта “льгота” почти открыто провоцирует на совершение преступлений в будущем. Такой порядок аморален по отношению к старикам-пенсионерам, учителям, военным, врачам, которые лишаются части бюджетных средств, уходящих на социальные гарантии преступникам.
          В стране сейчас множество негосударственных предприятий, которые воспринимают (и совершенно справедливо!) оплату вынужденного отсутствия своего работника-свидетеля в суде или на следствии совершенно без радости, и не приветствуют подобное положение дела. Из-за такой неявки всё острее встаёт вопрос их вызова в суд, откладывания дел, волокиты.
          Статья 107 УПК предусматривает взыскание с осужденного судебных расходов, однако такое взыскание носит необязательный характер. Это скорее редчайшее исключение, чем правило. Да и главное - оплачивается лишь проезд и проживание в гостинице, а это, есте-ственно, касается лишь иногородних участников процесса, а их-то - ничтожно малая часть. Заработная плата опять же, в судебные расходы не включена, она вновь возложена на невиновные предприятия, государство, налогоплательщиков. Предусмотрена выплата возна-гражде-ния за отвлечение от обычных занятий только для неработающих свидетелей, потер-певших, понятых. Сама конструкция этой правовой нормы предусматривает собирание справок в подтверждение факта неработы, обоснованности суммы взыскания. Всё это, помноженное на скудость источника финансирования таких выплат - бюджет милиции, суда, прокуратуры - определяет частоту таких взысканий судами сопоставимую с появлением кометы Галлея.
          Наконец нельзя в соответствие со ст. 107 УПК взыскать средства, затраченные государством на содержание “оперативника” участкового, судьи, секретаря, прокурора. Государство лишь для того и содержит этот аппарат, чтобы бороться с преступностью, чтобы соблюдались законы. Совершенно справедливо на виновного в игнорировании государ-ственных законов возложить эти убытки.
          На наш взгляд, взыскание судебно-следственных расходов самого явления преступности не остановит, но это совершенно не значит, что этот инструмент воздействия излишен. Ведь лишение свободы, даже пожизненное, тоже не остановило преступности, но от него никто и не думает отказаться.
          Мы подчеркиваем вновь, что предлагаемая мера носит универсальный характер, является обоюдоострым инструментом влияния, а потому уникально ценна. Преступник лишь один объект воздействия этого предлагаемого нормативного акта. С другой стороны этот экономический рычаг воздействовал бы на следствие, суд, прокуратуру. Совершенно надуман вывод оппонентов о том, что закон о взыскании судебно-следственных расходов поспособствует продлению сроков, злоупотребления и коррупции. Вся его суть в том и состоит, чтобы экономически подстегнуть, дисциплинировать органы следствия, прокуратуры и суда. Это ведь и метод контроля за обоснованностью продления срока следствия, срока рассмотрения дела в суде. Суд даст этому принципиальную оценку в приговоре, а прокурор - осуществляя надзор. Это, конечно, дополнительная работа, но работа не бесплатная и, дающая перспективу и в борьбе с преступностью, и в совершенствовании правосудия. А, кроме того, ещё и воздействии на всю атмосферу отношения к преступности в обществе, подчеркивая принципиальную позицию государства. Надо, чтобы такой инструмент в руках суда был и обязательно, неотвратимо, работал на государственные интересы.
          Тот факт, что подобной практики нигде в мире нет, а у нас будет, это не порок, это свидетельствует о том, что страна наша небогата, использует новые методы воздействия на столь негативное явление, как преступность. Это будет способствовать созданию в мире поло-жительного имиджа нашего государства, до настоящего времени осознаваемого в остальных странах, как неблагополучного именно из-за высокого уровня преступности, как содержащего под стражей рекордное количество своих граждан-преступников.

Свет в конце тоннеля преступности

          Я каждый день сталкиваюсь с преступностью, с людьми, совершившими преступление, с судьями, прокурорами, милиционерами пресе-кающими, расследующими и карающими за совершение преступлений. Количество, квалификация и оснащение работников правоохранительных органов растет, но преступники все время на полшага впереди. Издаются новые кодексы, совершенствуются методики рас-кры-тия преступлений. Предлагаются совсем уж экзотические методы - всеобщая дактилоскопия населения - принудительное получение отпечатков пальцев, но это все такие полумеры, за которые и браться то не хочется - визгу много, шерсти мало. Как бы найти то самое звено в этой цепи борьбы с преступ--ностью, потянув за которое, мы сдвинем в положительную сторону всю эту цепь?
          Мы ищем частные рецепты, мелкие и сиюминутные, а рубануть-то надо под корень. Где этот ее корень? Где это самое звено?
          Подходить к этому надо и системно и реально, не витая в облаках. Рассмотрим: что из себя представляет человек. За последние 40 тысяч лет человек биологически не изменился, его психофизиологические данные остались на уровне позднего палеолита, на стадии дико-сти. Все, чем современный человек отличается от дикаря надо отнести в заслугу развитию культуры. Убери культурный уровень и перед нами дикарь. Освобождаясь от грамотности, религии, от норм культурного общества, человек становится дикарем-преступником. У вас не возникает сомнения, что преступник, по своей сути - дикарь? Это настолько очевидно, что и останавливаться на этом слишком подробно не стоит. Ну, подумай о следующих при-знаках. Там во главе - вождь (тут - пахан), боевая дружина вокруг него (бойцы), собирающая дань (отнимают передачи), ритуальные обряды (прописка в камере), татуировки не ради украшения, а имеющие строго определенный смысл, там запреты - табу (а тут - западло), язык своеобразен: фразы куцые, словарь беден, несколько бранных слов выражают сотни понятий и надобностей (тут - “феня”), те были религиозны (эти суеверны). Я убедил Вас? Нет? В довершение сходства многие уголовники в зоне вставляют себе в кожу половых членов костяные и металлические расширители, очень напоминающие “ампаланги”, которые Н.Н. Миклухо-Маклай видел у папуасов. Близнецы-братья!
          И вот мы мальчишку (уголовная ответственность по большинству статей начинается с четырнадцати лет!), который и на воле-то не слишком обременен родительским внимани-ем и учительским воздействием, да от всех наших хоть и немногочисленных, но все же имеющихся очагов образования и культуры “в целях исправления и перевоспитания” направляем на годы (!!!) в эту стаю дикарей. И потом надеемся, что в дальнейшем это будет достойный член общества! На что же мы, наивные, надеемся?
          Во-первых, давайте будем реалистами, никого и никогда мы не в состоянии перево-с-питать. В Индии были найдены дети, воспитанные волками. Казалось, что, попав к людям, они через два года достигнут уровня двухлетних детей, а через пять лет - пятилетних. Увы, они навсегда остались волчатами, так и не научились разговаривать. Пять и семь лет, про-веденные в стае оказались неизгладимы для их умственного и психического уровня. Более того, ученые-педагоги однозначно сказали, что ребенок, воспитанный до семилетнего возраста в условиях определенной человеческой среды с ее ценностями и нравами никогда уже не может быть перевоспитан полностью! Никогда! Всему свое время. К четырнадцати годам спасение путем перевоспитания опоздало. А к восемнадцати и подавно!
          Во-вторых, что осталось от цели наказания? Кара, возмездие общества за нарушение законов общества, и все! Это не мало. Если он сам поймет отрицательную оценку общества, примет ее, как отрицательную, сам пожелает исправиться, сам встанет на путь исправления (простите за заезженную фразу), вот тогда лишь цель наказания будет достигнута. А если не поймет и не пожелает?
          Ну, тогда разговор другой. Видимо, надо честно признать: есть небольшое количество закоренелых преступников, исправление которых маловероятно и они представляют опасность для общества и много лет спустя после окончания срока отбывания наказания. Я бы отнес сюда: ранее судимых за умышленные и тяжкие преступления и тех, кто злостно и хладнокровно посягал на жизнь и здоровье человека. Для них нужно сохранить длительные сроки изоляции от общества не ради наказания, кары, возмездия или в целях перевоспитания, а ради безопасности нас с вами.
          Но все-таки речь не о них, а о тех мальчишках. Кстати, как вы думаете, в какой из колоний - строгого режима (где отбывают наказание взрослые, сроки большие, за преступления тяжкие) или в колонии общего режима, для несовершеннолетних - больше почитания к воровским законам, больше беспредела?
          Увы, в общей несовершеннолетней, хотя должно бы быть наоборот. В колонии более сурового режима попадают за более тяжкие и масштабные преступления. Там содержатся преступники калибром поболее, люди с размахом. Они на мелочи не разменива-ются и суеты в зоне не любят. Сидеть им долго, и они предпочитают спокойный стиль поведения. А в общем режиме, да тем более в несовершеннолетней зоне сидит мелочишка - хулиганы, наркоманы, воришки, насильники. Почти все они до зоны пьянствовали, сидели на игле, ума и жизненного опыта еще не набрались. Культурный уровень у них низок, по характеру они чаще истеричные, неуравновешенные и конфликтные, а на пацанов еще и “романтика” уголовная, как высшая ценность жизни действует. Верх берут те, кто более злобен, агрессивен, тут в чести лозунг: “Или всех грызи или лежи в грязи”.
          Администрация учреждения образует лишь внешнюю оболочку, дальнюю, безличную и непробиваемую, как камни стен и решетка с колючей проволокой. Она лишь делает вид, что не знает ничего о царящих в зоне воровских законах, а на деле все знает и признает и учитывает это при назначении бригадиров, старшин, каптеров. Иначе все слова и указания этих бригадиров и т.п. останутся пустым звуком. Это же невозможно представить себе, чтобы “жулик” стоял навытяжку перед “мужиком”, или чтобы “обиженный” посмел хоть что-нибудь приказать “жулику”, смешно даже.
          Но вся администрация в своих действиях непоследовательна, поверхностна, да и действует только маленькую часть суток, и даже тогда ее действие ограничено. Сходи-ка, к начальнику отряда на прием под сотнями глаз! Если он узнает что-нибудь лишнее, то известно от кого. Хочешь жить - он ничего и не узнает.
          А когда офицеры уходят, поднимают голову те, кто являются истинными хозяевами зоны. Силой давящей на личность заключенного, повсеместно и ежечасно, готовой сломать и изуродовать его, является молчаливо признаваемый неписаный воровской закон, негласный кодекс поведения, дух уголовного мира. Его не оспаривают, от него не уклоняются. Избежать его невозможно. По нему меры наказания другие: завалить, заглушить, опустить. Тут амни-стий не бывает, каждому нарушению точно и неизбежно соответствует жестокое наказание.
          В условиях зоны продержаться одному очень трудно, да почти невозможно. Поэтому образуются “семьи” (стаи - напоминание еще раз о дикарях), чтобы выжить, поддержать друг друга материально, спасти, в крайнем случае. Так чья же власть перевешивает в зоне? Кто больше может? Кто способен формировать нормы и установки и сейчас и, что самое страшное, в будущем? Кто же тут воспитывает?
          Но и это еще не все. Не просто атмосфера зоны, не просто сложившиеся правила и традиции, но и еще один воспитатель - коллектив - надо принять во внимание. Помнишь, как в советские времена говорилось о воздействии здорового коллектива? Будь спокоен, не меньше воздействует и “нездоровый” коллектив. В колонии с самого начала создается коллектив преступников, воровской коллектив. Со своим самоуправлением, абсолютно независимым от администрации, со своей моралью, совершенно противоположной всему, что снаружи, за колючей проволокой. Очень многие ценности, к которым мы привыкли, в зоне фигурируют с противоположными знаками. Украсть и ограбить - почетно и достойно; убить - опасно, но все же завидно, ведь нужна отвага; работать - глупо и смешно; напиться вдрызг - кайф, услада; обмануть честного человека - норма.
          Именно в воровском коллективе заключенный проводит весь день, всю ночь, годы подряд! Воздействие администрации спорадическое и слабое, формальное, мало индиви-дуализированное, большей частью не доходящее до реального заключенного. А коллектив всегда с ним. И какой коллектив! Жестокий, безжалостный и сильный. Сильный своей сплоченностью и круговой порукой. У этого коллектива свои традиции, своя романтика и свои герои! У нас с вами в современной “вольной” жизни таких нет.
          Мне довелось довольно длительное время рассматривать материалы администрации колонии об условно-досрочном освобождении заключенных. Просто ради статистики я всегда задавал им один и тот же вопрос: “Сделал вывод, встретимся еще?” Лишь один-два из сотни отвечали, что никогда больше преступлений совершать не будут, со старым порывают, начинают жизнь нормальную. Остальные отвечали: “Уже умный, больше не встретимся, попадаться не буду”. А затем, за пределами судебного заседания и протокола хоть и не прямо признавались в своих реальных планах - действовать умнее, хитрее, ловчее, но в старом духе. Ссылались на то, что иначе по-людски не проживешь. “Я что, как и все. Пахать - дураков нет. Зарплата - что, разве это бабки? Смех один, на раз в кабак сходить”. А на предостережение, что ведь еще раз на нары загремишь, возражают: “Зачем же? С умом надо”.
          По моим впечатлениям, современные колонии работают, как огромные и эффективные курсы усовершенствования уголовных профессий и как центры идеологической подготовки преступников и антиобщественных настроений. Если часть заключенных все же выходит из колоний с намерением приступить к честной жизни, то это происходит не благодаря деятельности колоний, а вопреки ей. Просто под страхом наказания или в результате раскаяния, которые наступили бы у данного человека при любых условиях. Независимо от целей администрации, колония как раз предпринимает все возможное, чтобы эти чувства погасить. Пребывание в коллективе себе подобных, да еще в столь организованном и сильном, лишь консервирует и укрепляет черты преступного характера, поддерживает в уголовнике его ценностные установки, морально усиливает его в борьбе с общественной моралью.
          Каждый год десятки и сотни тысяч новеньких отправляются в вышеописанный университет. Его провожают папы и мамы, братья и сестры, друзья и сочувствующие соседи. Поддерживая и оправдывая во всем “нашу-то кровиночку” они готовы уже принять его ценности и мораль, которыми он будет жить предстоящие несколько лет. А когда он выйдет, то его как мученика вся округа будет жалеть и уважать еще больше. Для дворовых мальчишек он предмет для подражания. И вот сеет этот “бациллоноситель” свою заразу в наше общество. И так изо дня в день, годами, и во все расширяющемся масштабе. И все шире шагает по нашей с вами жизни воровская культура, жаргон, манеры. Превращает наше цивилизованное общество в воровскую малину. Все реже откликаемся мы на просьбы помочь милиции задержать преступника, все чаще для разрешения конфликта, спора мы с вами обращаемся к “авторитету”, а не в милицию. Здесь есть, наверное, вина и милиции, утратившей свой ореол “дяди Степы”, но и атмосфера воровской поруки тоже отравляет нашу с вами жизнь.
          Как остановить эту лавину пока она не накрыла еще всех нас. Как победить преступность? Как избавиться от “дедовщины” в армии, от “беспредела” в местах лишения свободы, от опасного террора подростковых стай? Ведь корни-то этих явлений, похоже, общие.
          Не такой уж секрет, как вырастить нормального человека. Для этого нужно, чтобы ребенок в семье сполна получал ласку и заботу, внимание, чтобы у родителей было достаточно времени и средств на это, да и просто, чтобы имелись сами родители. Чтобы смолоду человеку были привиты элементарные представления о добре и зле, своем и чужом, о святости жизни каждого, о милосердии к слабым, о честности и порядочности. Это невозможно в семье, которая плохо работает или столь скудно оплачивается, что с пониманием относится к воровству. Надо, чтобы человеком серьезно занималась школа, растила из него гражданина, чтобы литературу в школе не “проходили”, а читали, учили читать, приохочивали к чтению, чтобы ученик улавливал связь произведения с окружающей нас жизнью. Пусть он научится сопереживать литературному герою. Тогда он сможет лучше представить себя на месте другого человека, почувствовать его боль.
          Не один я размышляю о том, как в обществе возродить идеалы и духовные ценности. Чтобы чистая совесть ценилась выше, чем власть, а трезвость мышления и само-стоятельность мысли выше, чем слепое послушание. Чтобы завидовали только мастерству и здоровью, а простого достатка было бы достаточно. Чтобы общественное благо не заслоняло самоценной личности, ибо иначе личность восстает против общества. Чтобы чувство собственного достоинства не позволяло человеку пользоваться тем, что он не заработал. Чтобы даровые сласти имели горький вкус, а незаслуженные ордена обжигали грудь. Чтобы обстановка в обще-стве не порождала ни в ком чувства бессилия и личной бесперспективности.
          К такому обществу нам еще долго продираться сквозь завалы прошлого.
          Но это всем нам, всем и вообще. А что же делать нам, юристам, и не вообще, а с преступностью конкретно?
          А взглянем на нашу систему наказания в историческом плане. Что изменилось со времен Столыпина, Ежова, Берии, со времен Брежневских, Горбачевских? Сроки менялись, названия менялись, а лагеря, они и есть лагеря, тюрьмы, они и остались тюрьмами. Ну, сажают теперь сорок процентов из всех осужденных, а не так, как раньше - восемьдесят. Но это и все.
          Когда разрабатывались новые нормы Уголовного кодекса, высказывались идеи о применении других мер наказания, не обязательно всех в тюрьму. Кодекс вступил в силу в 1997 году, с 1 января, и ржавым памятником благим идеям возвышаются в нем экзотические меры наказания: “арест”, “обязательные работы”, “ограничение свободы” - судами они не применяются. Так, как не создано условий. За четыре года - ни-ни!
          Звучит дико: всем нам с вами “вольным” надо поработать и построить арестные дома, комфортные зоны, чтобы потом уголовники, не стукнув палец о палец, сидели там и “перевоспитывались”. Про экономические трудности слушать не хочу и возражаю только одной цифрой, но которая бьет наповал. Во времена Лаврентия Павловича по доходности из всех министерств и наркоматов НКВД стоял на почетном четвертом месте, при наличии такого количества даровой рабочей силы и не могло быть иначе. А сейчас? Рабсила на месте. Госплан вам надо?
          Как “паханы” сидят на шее у “мужиков”, так и все колонии уселись на шее у работающей, но честной части общества, так им легче, да и привычней. Но это им, а нам? Да и вся система колоний, недавно переданная из МВД в Минюст заодно со своими заключенными ведёт себя также: у них временный союз, единство интересов - как бы и дальше высасывать из государства соки. Единство целей: как бы прикинуться гуманными и цивилизованными, как западные пенитенциарные органы, и тянуть на себя денежки, отрывая их из бюджета от пенсионеров, учителей, военных, врачей. Как бы издеваясь над нами, они изменили даже названия колоний с ИТК на ИК, чтобы соблазна у правительства не было, из своего названия исключив упоминание о труде. Не хотят они работать: одни хотят сидеть, а другие их охранять, и палец о палец не ударить! Они и дальше так будут поступать, пока не найдётся решительный Президент и парламент, который научит и заставит администрацию колоний организации производства и прекратит кормить этих дармоедов из бюджета.
          Вот где и вижу я тот самый корень, под который рубануть надо, чтобы встряхнуть этих сидящих на нашей шее “клопов”. Корень для уголовника там, где ему больнее всего, где он любовно воспроизводится, размножается - в колониях!
          Больше всего уголовники боятся одиночного заключения. Там преступник остается наедине с собой и со своей совестью. Там надо размышлять и переживать, а это для него пытка. В лагере ему некогда думать, все мысли его и действия направлены на выживание, на то, чтобы избежать притеснения со стороны сильных, чтобы самому притеснить слабых, пристроиться в уборщики, “угловые”, каптеры, отобрать передачку, спрятать от разгра-бления свою посылку.
          А задуматься о детях своих, как они без тебя, без твоей поддержки, зарплаты, а как там мать, жена? А каких высот в жизни добились твои бывшие одноклассники, а ребята с нашего двора? А девушка из соседнего двора - моя самая светлая мечта? А что же в это время я… И так долгими днями и ночами, и неделями и месяцами. Годами!!! Действительно пытка, ведь сделать-то ничего невозможно: ты лишен свободы!
          Мне довелось как-то рассматривать дело на троих заключенных набедокуривших уже в зоне. У них уже были приличные сроки, от четырех до восьми, да за вновь совершенное им добавлялось по пятерке, да в особом режиме. Есть о чем задуматься и попросить суд. Однако к суду они все обратились с другой просьбой - отменить им одиночное содер-жание, в котором они находились в течение трех месяцев до суда и еще в течение полутора месяцев до вступления приговора в законную силу. Оцените - полтора месяца одиночки занимали их и пугали больше, чем десять лет в зоне особого режима!
          Я вижу ключ к решению проблемы победы над преступностью именно здесь. Здесь смерть атмосферы преступности, а без атмосферы она зачахнет, как аэробные бактерии.
          Вместо лагерей - одиночная камера. А возможность работать и своим трудом зарабатывать себе на хлеб, на честную пайку - непременный атрибут тюрьмы.
          В ответ на дежурные возражения о затратах возражаю все тем же - только орга-низуйте, они все сами и построят. И кирпич, и цемент и для себя и для продажи на рынке, все они сделают. Ведь изнывают от лежки на нарах в стоящих намертво колониях! Эффект - многократный. Не только в работе такого количества здоровых мужчин, а именно в отрыве от “университетов”, и в первую очередь от царящего воровского закона, губящего наше общество, наше будущее.
          Наверное, такое усиление интенсивности отбывания наказания должно быть компен-сировано уменьшением срока наказания. Длительные сроки вообще не очень целесообразны. Шок и психологическую встряску вызывают лишь первые несколько недель или месяцев пребывания в заключении. Если этот результат закрепить освобождением, то очень велик шанс, что в общество вернется человек исцеленный. В дальнейшем же заключении происходит лишь адаптация и озлобление. А тут еще поддержка уголовной среды! Длитель-ные сроки разрушающе действуют на психику человека не зависимо от образовательного и культурного уровня. Границей для всех опытные уголовники считают срок в восемь лет. Получив их, самые воспитанные перестают следить за собой, мыться, чистить зубы - человек “оскотинивается” при полном отсутствии для себя перспективы.
          Они же свидетельствуют, что в колонии ощущение сравнительной длительности вре-мени исчезает, разница между длительными и короткими сроками утрачивается. Та часть срока, которая впереди, кажется ужасающе длинной, каждый день растягивается на века - одинаково для любого срока, сколько бы ни осталось сидеть. Все отсиженное время сжи-мается в один очень длинный и нудный день. По воспитательному воздействию на заключенных сроки в тринадцать лет и три года почти ничем не отличаются. Возрастет лишь тюремный опыт и авторитет длительно сидевших, становится больше человекоподобных существ, опасных для общества. Сокращение сроков наказания будет иметь еще и экономический эффект, больше будет рабочих рук в “вольном” народном хозяйстве, меньше трутней на нашей шее. Во время отсидки они к труду будут приучаться, а не к воровским понятиям.
          Хочешь наказать - наказывай, а не издевайся. Лишил свободы - так лишай по настоящему: в тюрьме, в одиночке и чтобы работал, своим личным трудом искупал свою вину. Это и логично, но и очень действенно.
          По-моему, совершенно ясно, что колоний, зон, лагерей в том виде, в котором они существуют сейчас не должно быть вообще. Их нужно упразднить - всю гигантскую сеть, весь Архипелаг. Неужели мы придем в ХХI век с этим пережитком ХХ века - одним из самых мрачных его пережитков? Да и только ли эта сеть пережиток? Ох, не только! Это ведь оружие, припасенное нашим прошлым на наше будущее. Оружию безразлично в кого целиться. У лагерей есть память, они помнят годы своего расцвета, когда на их нарах умирали лучшие из лучших. Вышки, овчарки, колючая проволока - это ведь сегодня для уголов-ников. Но, приди к власти диктатор - и в любой момент законсервированная до поры система лагерей готова принять и тебя, и меня, по пресловутой пятьдесят восьмой, например…
          Эти несколько страничек не должны сгнить в архивах. Пусть растолкают они депутатов, пусть плодородными зернами упадут в удобренную либеральными идеями почву президентского окружения, в мысли самого Президента.
          Я очень надеюсь на это.