Лариса Сыроваткина, корреспондент газеты "Красносулинский вестник" Ростовская область Мария Пасечник: "Ни о чем не жалею!"

      У этой женщины печальный взгляд, твердый характер и сильный, как у коренной казачки, голос. И русские песни поет так, что заслушаешься. Высокая, статная, веселая, она производит впечатление уверенного, жизнерадостного человека, как будто не было в ее судьбе невыносимых испытаний, когда она была на волоске от смерти, из которых Мария Ивановна Пасечник, мужественно выкарабкивалась только благодаря неиссякаемому оптимизму, страстному желанию видеть звезды, небо, цветы, жить назло всем "врагам". А первым ее врагом была... радиация.

ария Ивановна - одна из трех женщин нашего города и района, которых постигла участь побывать в эпицентре Чернобыльской катастрофы. Вернее сказать, поехала она туда по велению своей души, зову совести.
      "Если не я, то кто? - неотступно стучало в висках. - Я сильная, я выдержу и смогу помочь людям...". Приняла решение быстро, ни о чем не думая, ничего не загадывая. Сыновья-погодки в то время служили срочную. Только им и написала, что уезжает в зону Чернобыльской аварии. Мужа Марии Ивановны к тому времени уже не было в живых.
      Старенькая мама, безутешно утирая слезы, дрожащими руками надела на Марию серебряный крестик. Благословила, потому что убедить дочь остаться дома было невозможно. Провожала, как на войну. В полную неизвестность. Тогда еще никто в мире не знал масштабов этого гигантского взрыва, внезапно накрывшего людей, не мог оценить всю меру человеческого горя, леденящего ужаса брошенных, стонущих белорусских деревень, стоящих в белоснежной весенней дымке. Внешне ничего не изменилось: ни запах цветов, ни изумрудная зелень буйной травы, ни перламутровая спелость сочных яблок. Но все это было отравлено смертельным и невидимым ядом. Рука так и тянулась к ветке, на которой гроздьями висели ярко-красные вишни. Но тут же, неподалеку, валялись маленькие мертвые птицы. Брошенные детские игрушки. Скорбно скрипели на ветру одинокие качели, а в песочном замке, заботливо вылепленном детскими руками еще вчера, никто уже не жил.
      Звенящая тишина стояла вокруг... Умирающая в весеннем цвету "планета" Чернобыль...
      В мае 1987 года Мария Пасечник прибыла в город Брагин, что в тридцати километрах от Чернобыля. В поезде к месту назначения ехала она одна. Но ни страха тогда не было, ни волнения - спасали природный оптимизм, жизненная энергия, вера в свои силы. Мария Ивановна всегда точно знала: люди должны помогать друг другу. Только тогда земля будет дышать, жить. Только тогда на ней будут рождаться дети. На вокзале ее встречали. "Война, война", - шептали друг другу обессилившие люди, а она все не могла понять. Ведь не война это, а обычная авария на большом, важном объекте. Потом поняла. Здесь не стреляли, а люди умирали, здесь и врага было не разглядеть, а смерть шла по пятам. Она была всюду: в зеленой листве деревьев, в воде, в ярких букетах сирени, в поспевающих ягодах земляники... Однако все живое здесь цеплялось за жизнь. Искало выход из черного, бездонного тоннеля чернобыльского смога. Людям нужно было что-то есть и пить, где-то ночевать и не сметь болеть.
      Марию поселили в небольшом домике с телефоном, и она стала ездить в Гомель, Киев за продуктами для оставшегося населения, работала товароведом-экспедитором. Но разве в зоне, где все было окутано невидимой дымкой смерти, можно было выполнять лишь одну поставленную задачу? Для жителей Брагина Мария Ивановна стала и сестрой милосердия, и человеком, неустанно разыскивающим родных и близких всех, кто к ней обращался, и просто той женщиной, которая сможет утешить добрым словом, накормить голодных, пригреть осиротевших.
      Там, у подножья Чернобыля, как нигде, обнажались испепеленные горем человеческие души, высвечивалось все лучшее и все мерзкое, что есть в людях. Многие тогда, оцепенев от ужаса, умоляли оставить их умирать в своих домах. По ночам больные старики приползали к родным окнам полить увядшие на подоконниках цветы и, давясь слезами, целовали каждую пядь своей многострадальной земли. Но их снова забирали и пытались вывезти подальше от взбесившегося атома.
      - Колонна автобусов с людьми растянулась более чем на три километра, - рассказывает М. И. Пасечник. - А машины все шли и шли. Вместе с населением близлежащих городов вывозились и материальные ценности, которые потом переоценивались и тут же продавались людям, что было крайне опасно. Ведь все до крупинки было заражено. Сами мы работали в так называемых цезийный зонах, где зашкаливали все дозиметры. Бывало, выезжаем на менее опасную территорию, а там стоит проверяющий радиацию контроль. Ребята чуть до машины дотронутся, а она вся так и напичкана радиацией. Машины мыть нужно было, очищать от чернобыльской грязи, да кто бы этим занимался? Продукты тоже вывозили из одной зараженной зоны в другую - спастись от невидимой чумы было невозможно.
      Марию Ивановну встречали как родную, плакали, протягивали в руки оставшиеся документы, просили найти брата, дочь, мать. А деревни сносили "под корень", бульдозером.
      - Смотришь, утром еще стояла, вся в вишневом цвету, пес лаял, а через час-два все сгребалось в могильник, словно карточные домики, рушились многолетние, обустроенные жилища людей... Не плач, а человеческий вой стоял над деревней. И птица нигде не пролетит, - вспоминает Мария Ивановна. "Деревню хоронят", - говорили брагинцы.
      Повсюду на обескровленных территориях встречались таблички с надписью "Рвать нельзя!". С деревьев нельзя было собирать созревшие плоды, в лесу - грибы. А урожай в том году был, как в злую насмешку, богатым-пребогатым - много яблок, грибов, всевозможных ягод. Воду тоже пить запрещалось. В бочках ее возили из Гомеля, Киева. А пить хотелось жутко. Постоянный привкус металла на губах мешал дышать, а еще очень хотелось спать, одолевала страшная усталость, потеря сил.
      От населения долго и многое скрывали. Первого мая, когда на улицах уже стоял сильнейший радиационный фон, все вышли на демонстрацию, а перед этим мыли и убирали, сажали цветы. Только с пятого мая началась постепенная эвакуация.
      - Мы ездили в Припять через переправу, город был совершенно пустой. Жуткое зрелище, - продолжает М. И. Пасечник. - Я также работала в магазине в Брагине, ездила по населенным пунктам, мыла крыши, а телефон мой не умолкал ни днем, ни ночью. Тогда практиковался вахтовый метод (месяц работы в зоне радиации). По истечению срока, я отказалась уезжать. Не смогла. Стало жаль людей.
      Работали без выходных, круглые сутки. Как-то поехали в Гомель на мясокомбинат, а там вывозили говяжьи туши на свалку - радиационный фон был там такой же, как и везде. На улицах много милиции, но мародерство процветало. Находились такие, кто использовал горе человеческое в целях наживы. Дети очень болели, часто теряли сознание...
      Поразительно то, что в таких жутких условиях Мария Ивановна находила в себе силы не только жить и работать, но и ездить с концертами по деревням. Нужно было как-то поддержать подрезанных горем белорусов. А они ждали артистов, как ждут восхода солнца или долгожданную любовь, с великой надеждой и радостью, смешанной с неизгладимой тоской. Ждали в холодных, замерзших клубах.
      Год проработала Мария Ивановна в Чернобыльской зоне. Ездила домой в отпуск. Там умоляли остаться, но она вновь возвратилась в Брагин. Но к этому времени у нее внезапно отнялись ноги, и она не смогла ходить.
      - Утром проснулась, начала звонить начальству, а никого нет. Все удрали. Телефон молчит. Я сумела сесть в самолет и прилететь в Зерноград, к матери, - рассказывает М. И. Пасечник. - Пыталась выяснить у врачей, выстаивая на коленях в очередях, что со мной. Страшные боли не давали жить. В кабинет к врачам в буквальном смысле слова я заползала. Улучшений не было, и пришлось отправиться в Гомельскую больницу... А когда вышла, вновь поехала в Брагин... Все время вспоминала, как маленькие дети играли в радиационной пыли и жевали чернобыльские яблоки. Не могла не поехать...
      В 1988 году Мария Ивановна вернулась домой. Ей назначили пенсию, дали группу инвалидности. Она продолжала болеть, ездить по клиникам Ростова, Ленинграда. Вместе с мамой переехали они в Волгодонск. Казалось, судьбе уже достаточно было испытывать на прочность эту мужественную женщину. Но, нет... Все помнят сентябрь девяносто девятого: Волгодонск, взрыв дома. На ее девятом этаже повылетали стекла, содрогнулись стены. Жители близлежащих домов ушли в поле. Мария Ивановна тащила в холодную ночь, на костылях, свою старенькую мать. Их дом находился в аварийном состоянии. Жить в нем было нельзя.
      А в сентябре 2000 года М. И. Пасечник переехала в Красный Сулин, к подруге. И осталась навсегда.
      - Живем мы тихо и спокойно, я посещаю хор ветеранов, пою для людей. Моя жизнь - это общение с ними. Главное - сердцем не стареть, и чтобы мир был на земле, - глаза женщины наполняются слезами. - Так и напишите: если найдется человек, который с баяном дружит, то вместе можно было бы и с концертами ездить. Я нисколько не жалею, что так сложилась моя судьба. Сколько прекрасных людей я встретила там, в этом аду! Помните слова из песни: "Если б снова начать, я бы выбрал опять бесконечные хлопоты эти..."