творчеством американского писателя Ирвина Шоу российский читатель знаком давно: из двенадцати его романов наиболее известны у нас "Молодые львы", "Вечер в Византии", "Богач, бедняк". Творчество Шоу-новеллиста представлено на русском языке не столь широко. Публикуемый рассказ в какой-то мере восполняет этот пробел. Он относится к ранним произведениям автора (на языке оригинала вышел в 1937 г.) и описывает события времен Великой депрессии США 1929-1939 годов. Нам показалось, что и ситуация, и общая атмосфера рассказа удивительным образом соотносятся с тем, что происходит сегодня и в нашей стране.

Ирвин Шоу

Не район, а кладбище
Рассказ

На исходе дня в Браунсвилле, в заведении Ламманавица "Бар и гриль", собираются водители такси. Они попивают пиво, и беседуют обо всем на свете, и наблюдают за тем, как над дорогами, поднятыми на эстакады, в направлении Проспект-Парка медленно опускается солнце.
          - Манго? - говорят они.- Манго? Да он поймал рыбу вот такую, как эта рука. Макрель. Теперь Бруклин точно войдет в первую категорию Международной лиги.
          - Я сегодня мэра видел. Его Честь собственной персоной. Божий одуванчик! Этой стране следует...
          - Пинки, хочу, чтоб ты в долг мне стакан пива налил.
          Пинки протер влажную матовую поверхность стойки.
          - Послушай, Элиас,- сказал он, явно нервничая,- в штате Нью-Йорк отпуск алкогольных напитков в кредит - дело противозаконное.
          - Один стакан пива. Какие алкогольные напитки? - Углы губ Элиаса поползли вниз.- Ты за кого меня принимаешь, за Белоснежку?
          - Хочешь, чтоб у меня лицензию отобрали? - жалобно вымолвил Пинки.
          - Да я по ночам не сплю, все о твоей лицензии беспокоюсь. Вон, жена слышит, как я плачу во сне,- сказал Элиас.- Одно пиво, Джей Пи Морган·!
          Большеголовый Пинки нехотя принес пиво и со вздохом сделал пометку в своей книге.
          - В последний раз,- сказал он.- Теперь точно в последний. Бог свидетель.
          - Ладно,- сказал Элиас,- закрой свой рот.- Зажмурившись, он выпил все залпом. - Боже правый! - тихо произнес он, опуская стакан и все еще не решаясь раскрыть глаза.- За какой-то паршивый десятицентовик,- обратился он к сидящим в баре,- вы получаете этот напиток. Паршивые десять центов! Да, Бруклин - просто чудо.
          - Дерьмо твой Бруклин,- произнес другой водитель, сидящий поодаль.- Не район, а кладбище. Самое место для погостов.
          - Друг мой Паланджио! - сказал Элиас.- Иль дуче Паланджио! Не нравится тебе Бруклин - кати назад в Италию. Там тебе сунут в руки винтовку, а потом где-нибудь в Африке задницу прострелят.- Водители засмеялись, а Элиас улыбнулся, довольный собственной шуткой.- Я такое в кино видал. Давай, поезжай в Италию, найдешь там себе пару толстух. Кто купит мне пива?
          В баре, как по сигналу, воцарилась мертвая тишина.
          - И это мои друзья! - горько молвил Элиас.
          - Бруклин - чудесное место,- сказал Паланджио.
          - Весь день с утра до ночи,- заговорил Элиас, машинально потирая рукой сломанный нос,- гоняю по улицам чью-то тачку. По одиннадцать часов кряду. И в кармане у меня сейчас три доллара пятьдесят центов.
          Тут к нему приблизился Пинки.
          - Послушай, Элиас,- сказал он,- стакан пива, конечно, мелочь, но знай я, что у тебя есть деньги…
          Элиас нетерпеливо скинул руку Пинки со стойки.
          - Во-он там человек пива просит. Пинки,- сказал он.- Займись-ка своим делом.
          - А я так думаю,- заворчал, отступая, Пинки,- если ты задолжал, то и расплачиваться следует.
          - Он думает. Наш Пинки думает,- громко сказал Элиас.
          Но мысли его были не с Пинки. Он развернулся на сто восемьдесят градусов, откинулся спиной к стойке, водрузил на нее оба локтя в обтрепанных рукавах и кинул грустный взгляд на старый, требующий ремонта потолок.
          - Три доллара пятьдесят центов,- негромко вымолвил он.- И я даже пива не могу себе взять.
          - А в чем дело? - спросил Паланджио.- Тебе что, замок на карман повесили?
          - Два доллара семьдесят пять центов фирме,- сказал Элиас,- и еще семьдесят пять центов моей паршивой жене, чтоб не выгнала меня в парк ночевать. Паршивая фирма. Круглый год, изо дня в день я обязан отдавать им по два доллара семьдесят пять центов, и только тогда тачка станет моей. Да через год этот драндулет можно спокойно продавать японцам, чтоб они им бомбы начиняли. Единственный способ заставить колымагу сдвинуться с места - это уронить ее с большой высоты. Я контракт подписал. А мне самому сейчас нянька нужна. Кто купит мне пива?
          - Я тоже подписал их контракт,- сказал Паланджио. Его смуглое лицо омрачила гримаса скорби.- И мне еще семь месяцев ишачить. Никто даже не показал мне, как писать мое собственное имя.
          - Лоботрясы! Вот если бы вы вступили в профсоюз...- произнес маленький ирландец, что сидел у пивных кранов.
          - Гири,- отозвался Элиас,- герой Ирландии. Расскажи нам, как ты сражался с англичанами в битве за Белфаст.
          - Ладно тебе,- сказал Гири, возбужденно сбивая кепку на самую макушку своей покрытой рыжей шевелюрой головы.- Хотите гонять тачку по шестнадцать часов за гроши - на здоровье. Я не против.
          - Ага, сначала ты вступаешь в профсоюз, потом всю жизнь имеешь дело с полицейскими,- сказал Элиас.- Я уже такого попробовал.
          - Добро, ребятки.- Гири слегка потряс свой стакан с пивом, взбивая пену.- Владельцы состояний. Не могут даже за стакан пива в пять часов дня заплатить. Что с вами разговаривать! Пинки, налей мне еще.
          - Да ты же красный, Гири,- сказал Элиас. - Красная сволочь.
          - Коммунист несчастный,- сказал Паланджио.
          - Пива мне,- громко сказал Гири.
          - Время сейчас хреновое,- заметил Элиас.- В этом все и дело.
          - Точно,- сказал Гири, наполовину осушив новый стакан.- Точно.
          - Вот в двадцать восьмом,- начал Элиас,- я за неделю по шестьдесят долларов делал.
          - В двадцать седьмом, в новогоднюю ночь,- пробормотал Паланджио,- я заработал тридцать семь долларов сорок центов.
          - Деньги тогда рекой текли,- продолжал вспоминать Элиас.
           Паланджио вздохнул, потирая щетину на подбородке тыльной стороной ладони.
          - А я рубахи из шелка носил. В полосочку. По пять долларов штука. В двадцать восьмом у меня было четыре девочки сразу. Бог мой!
          - Сейчас-то не двадцать восьмой,- заметил Гири.
          - Умный какой нашелся,- сказал Элиас.- Смотрите, как разговаривает. Сейчас не двадцать восьмой, говорит. Вступайте в профсоюз, говорит, и все станет, как в двадцать восьмом.
          - Да какого черта я время теряю?! - с отвращением задал себе вопрос Гири. Дальше он пил пиво молча.
          - Пинки! - позвал Паланджио.- Пинки! Два пива для меня и моего друга Элиаса.
           Элиас, широко улыбаясь, прошел к Паланджио и уселся рядом за стойку бара.
          - Мы с тобою братья по несчастью, Анджело,- сказал он.- Я и вот ты, итальяшка. Оба контракт подписали.
           Они вместе выпили и вместе вздохнули.
          - У меня была самая большая стая голубей во всем Браунсвилле,- тихо сказал Элиас.- Сто двенадцать пар породистых голубей! Каждый день они взмывали в небо, что твой фейерверк. Видел бы ты, как они кружили, кружили, кружили над крышами. Я голубятник.- Он допил свое пиво.- А теперь у меня всего пятнадцать штук. Каждый раз, когда я приношу домой меньше, чем семьдесят пять центов, моя жена готовит к ужину одного голубя. Паршивая жена!
          - Два пива! - сказал Паланджио.
          Они с Элиасом выпили с мрачным удовлетворением.
          - Слушай,- сказал Элиас,- если б я только мог не возвращаться домой к моей паршивой жене! Я женился на ней в двадцать девятом. С того времени многое изменилось.- Он тяжко вздохнул.- Ведь что такое женщина, а? - спросил он.- Женщина - это та же ловушка.
          - А знаешь, кого я видел сегодня? - сказал Паланджио.- Третью мою цыпочку. На Истерн-Паркуэй. Стою, жду у светофора, она переходит Ностранд-Авеню, а я гляжу на нее. В этой девочке весу всего сто тридцать фунтов. Блондинка. Бедрами раскачивает - что твой оркестр играет. На голове такая соломенная шляпка, знаешь, с овощами всякими. Ты в жизни ничего подобного не видал. Я вцепился в баранку так, словно на дно пошел. А ты говоришь, "ловушка". Она направлялась в отель "Святой Георгий".
          Элиас покачал головой.
          - Трагедия моей жизни,- произнес он,- в том, что я рано женился.
          - Пару пива! - сказал Паланджио.
          - Анджело Паланджио,- произнес Элиас.- Твое имя звучит для меня, словно музыка.
          - У входа в отель ее ждал один парень. Здоровый, толстый такой. Улыбался, как будто дед-мороза только что увидал. Здоровый такой, толстый. Есть ребята...
          - Есть ребята,- скорбно повторил Элиас.- А я... Я должен переться домой к Анни. Эта женщина орет на меня с шести до двенадцати. Регулярно. Кто будет платить бакалейщику? Кто будет платить за газ? - Он несколько секунд не отрываясь глядел на свое пиво, затем опустил стакан.- Я женился, когда мне было всего восемнадцать.
          - Выпить надо,- сказал Паланджио.
          - Возьми два виски,- сказал Элиас.- От пива ни хрена толку нет.
          - Два "Калверта",- крикнул Паланджио.- Лучшее виски для меня и моего друга Элиаса Пинскера.
          - Для двух джентльменов,- добавил Элиас,- подписавших контракт.
          - Для двух лоботрясов безмозглых,- сказал Гири.
          - Ты, член профсоюза! - Элиас поднял свой стакан.- За профсоюз! - Он одним глотком уничтожил виски.- Герой ирландской армии.
          - Пинки! - заорал Паланджио.- Наполни наши стаканы еще раз!
          - Анджело Паланджио,- с благодарностью пробормотал Элиас.
          Паланджио с достоинством отсчитал деньги за выпивку.
          - Слушай,- сказал он.- Фирма может отправляться к свиньям! У меня осталось ровно два доллара.
          - Замечательно,- с издевкой сказал Гири.- Чудесно. Если вы не расплатитесь с ними хоть за один день, вас лишат машин. И это после того, как вы ежедневно отсчитывали им денежки в течение пяти месяцев. Давайте, пейте еще!
          Паланджио не торопясь поднял свой стакан и опрокинул его так, что виски янтарной струей скатилось прямехонько ему в глотку.
          - Ты так не говори, Гири,- сказал он.- Я слышать про машины ничего не желаю. Я занят сейчас, с друзьями пью.
          - Итальяшка безмозглый,- сказал Гири.
          - Это что за разговор такой? - грозно сказал Элиас, направляясь к ирландцу. Он сжал в кулак правую руку и прищурился, глядя на Гири. Тот подался назад, подняв в воздух обе руки.
          - Не по душе мне, когда кто-то называет моего друга безмозглым итальяшкой,- сказал Элиас.
          - Иди сядь на свое место,- закричал Гири,- пока я тебе башку не разнес!
          К ним подбежал перепутанный Пинки.
          - Слушайте, ребята,- заорал он,- хотите, чтоб у меня лицензию отобрали?
          - Мы здесь все друзья,- сказал Паланджио.- Пожмите руки. Все. И давайте все выпьем. Я ставлю выпивку.
          Натыкаясь на стулья, Элиас вернулся к Паланджио.
          - Извини, я слегка испортил веселье. Просто некоторые не научились разговаривать, как подобает джентльменам.
           - Выпить должны все,- повторил Паланджио.
          Элиас вынул из кармана три купюры по доллару каждая и медленно выложил их на стойку.
          - Подайка сюда бутылку. Элиас Пинстер платит.
          - Убери свои деньги, Элиас,- Гири сердито повернул на голове кепку козырьком назад.- Ты что о себе возомнил? Что ты Уолтер Крайслер·?
          - Все удовольствия сегодня за мой счет,- сказал Элиас непреклонно.- Были времена, когда я выставлял выпивку двадцати пяти человекам, причем шутя. А потом еще добавлял каждому по сигаре. Передай-ка сюда бутылку, Пинки!
          Начали разливать виски.
          - Элиас и я,- сказал Паланджио,- первоклассные транжиры!
          - Да вас еще с ложечки кормить нужно,- сказал Гири.- Сидите на шее правительства...
          - Любой человек имеет право на отдых,- сказал Элиас.- Да где эта бутылка?
          - Хорошо! - сказал Паланджио.- Как хорошо!
          - Словно в старые добрые деньки,- сказал Элиас.
          - Противно думать о доме,- вздохнул Паланджио.- У меня там даже радио нет.
          - Пинки! - закричал Элиас.- Вруби-ка радио для Анджело Паланджио!
          - Одна комната,- сказал Паланджио,- величиной с сортир. И я там живу.
          Послышалось радио. Приятный тихий мужской баритон пел: "Ангелочек - моя жена".
          - Приду домой,- вспомнил Элиас,- и Анни зарежет породистого голубя, чтоб приготовить мне ужин. Паршивая жена. А после мне еще пять часов гонять по городу тачку. Потом вернусь и снова буду слушать, как орет Анни. Встану рано утром - и опять за баранку!..- Он плеснул себе немного виски.- Собачья жизнь,- сказал он. - Не человек я, а эрдельтерьер какой-то.
          - У нас в Италии,- сказал Паланджио,- даже ослов не заставляют столько работать.
          - Да окажись ослы в вашем положении,- не вытерпев, заорал Гири,- у них бы и то хватило ума объединиться!
          - Хочу работать служащим, сидеть за конторкой.- Элиас поставил оба локтя на стойку и подпер подбородок узловатыми пальцами крупных рук.- Как можно дальше от Браунсвилля. И держать две тыщи голубей. Где-нибудь в Калифорнии. И чтобы быть холостым. Гири, ты мне такую жизнь устроить можешь? А, Гири?
          - Ты кто? Ты рабочий человек,- ответил Гири.- И останешься им всю свою жизнь.
          - Гири,- сказал Элиас,- ты, Гири, просто красная сволочь!
          - Всю жизнь,- вдруг заплакал Паланджио,- я буду гонять тачку туда-сюда по Бруклину, пятнадцать-шестнадцать часов каждый день, и вечно платить своей фирме, а потом возвращаться домой и спать в комнате не больше сортира. И даже без радио! Господи Иисусе!
          - Мы жертвы обстоятельств,- сказал Элиас.
          - Всю жизнь,- убивался Паланджио,- на этой тачке, как привязанный!..
          Элиас изо всех сил стукнул кулаком по стойке.
          - А ну его к дьяволу, Паланджио! - сказал он.- Давай, садись в свою колымагу!
          - К чему это? - удивленно спросил Паланджио.
          - Щас мы их приведем в чувство! - крикнул Элиао.- Щас приведем в порядок наши тачки! Щас мы фирме покажем! Садись в свою машину, Анджело. А я заведу свою. Устроим петушиные бои!
          - Вот же пьяные идиоты! - заорал Гири.- Не делайте этого!
          - Ага,- нетерпеливо произнес Паланджио, думая о предстоящем.- Правильно. Покажем им всем! Два доллара и семьдесят пять центов в день - вот и вся жизнь! Ага! Приведем их в чувство. Пошли, Элиас!
          Оба мрачно зашагали из бара и направились к своим машинам. Остальные последовали за ними.
          - Люди, посмотрите, что они вытворяют! - визжал Гири.- У обоих мозги не работают! Чего вы добьетесь, расколотив машины?
          - Заткнись,- сказал Элиас, садясь за руль.- Это следовало сделать еще пять месяцев назад. Эй, Анджело! - крикнул он, высовываясь из окошка.- Ты готов? Слышишь, иль дуче!
          - Контакт! - заорал Анджело, запуская мотор.- Бум! Бум!
          ве машины рванулись вперед и врезались лоб в лоб. В момент удара посыпались стекла, металлический щиток отлетел далеко в сторону, машины бешено забуксовали, и скрежет металла, словно артиллерийский огонь, многократно отозвался эхом от стен окружающих зданий. ервым высунул голову Элиас.
          - Ты не ушибся? - закричал он.- Слышишь, иль дуче!
          - Контакт! - заорал Паланджио из-за разбитого лобового стекла.- Ночной налет!
          - Нет сил больше на это смотреть,- застонал Гири.- Двое рабочих людей!
          Он вернулся в "Бар и гриль" Ламманавица.
          Машины столкнулись еще раз. Отовсюду стали сбегаться люди.
          - Ты как? - спросил Элиас, стирая с лица кровь.
          - Вперед! - Паланджио выставил из машины руку в фашистском приветствии.- Сыны Италии!
          Снова и снова машины врезались друг в друга.
          - Рыцари Круглого Стола! - возгласил Паланджио.
          - Рыцари Круглого Стола Ламманавица,- согласился Элиас, дергая дроссель, чтобы вновь завести хрипящий мотор.
          И они сошлись в последний раз. Обе машины во время удара подскочили над землей, затем автомобиль Элиаса опрокинулся на бок и с резким скрежетом сполз к обочине. Одно из передних колес, отделившись от машины Паланджио, спокойно и уверенно покатилось по направлению к Питкин-Авеню. Элиас выбрался из кабины еще до того, как люди успели приблизиться к нему. Он встал на ноги и зашатался, весь в кровавых подтеках. Потом принялся одергивать на себе разодранный свитер. Торжественно пожав руку Паланджио, он с удовлетворением оглядел валявшиеся вокруг части автомобилей, осколки стекла, разбитые фары, смятые куски металла.
          - Паршивая фирма,- сказал он. - Так ей и надо. Пойду сообщу им, что произошла авария.
          В сопровождении доброй сотни мужчин, женщин и детей Элиас и Паланджио вошли в бар. Элиас внимательно накрутил номер.
          - Алло! - сказал он.- Алло, Чарли? Послушай-ка, Чарли, если ты вышлешь аварийную машину к заведению Ламманавица "Бар и гриль", то найдешь здесь два своих разбитых автомобиля. Паршивый ты Чарли! - и аккуратно повесил трубку на место.- Нормально, Паланджио.
          - Еще бы! - ответил Паланджио.
          - А теперь пойдем в кино,- сказал Элиас.
          - Пойдем,- со всей серьезностью кивнул ему Паланджио.
          - Стрелять таких надо! - выкрикнул Гири.
          - Фильм с Симоной Саймон· дают,- обратился Элиас к толпе.- Пошли, поглядим на Симону Саймон.
          Рука об руку, чинно и твердо, словно два джентльмена, Элиас и Анджело Паланджио шествовали по улице, наступая на длинные тени деревьев и зданий, прямо навстречу ждущей их Симоне Саймон.