Олег Лукьянченко Три века в одном десятилетии

евяностые годы, которые календарно то ли кончились, то ли нет, но явно исчерпали себя как мини-эпоха (подтверждением чему приход новой власти; лучше она будет или хуже прежней - вопрос открытый, но что новая - спору, кажется, нет), были, как теперь понятно, революционными. Революции же, как известно, обладают свойством спрессовывать время. Вот почему и представляется мне, что истаявшее десятилетие вместило в себя целых три века российского книгоиздания.

Золотой и серебряный

совпали с излетом советской эры, с романтическим и полным радужных надежд для отечественной интеллигенции горбачевским периодом. Это был расцвет российского книгоиздания. Одряхлевшая, а затем и вовсе отмененная цензура не стояла уже монолитной плотиной на пути талантов прошлого и настоящего; идеологический диктат партийных органов мало-помалу сошел на нет, и благодарный российский читатель получил запретные прежде произведения Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Владимира Набокова, других многих… Поэты серебряного века, русское зарубежье всех поколений, свои новые авторы, которых годами и десятилетиями не допускали к читателю, - все явилось перед изумленной читающей публикой пиршеством духа, которому, казалось, не будет конца…
          Конец наступил, и довольно скоро. Золотой и серебряный века с началом памятного 1992 года в одночасье пожухли, зачахли и сгинули, когда взамен вечной мерзлоты коммунистической идеологии новые большевики распахнули перед нами адскую жаровню так называемого рынка.

Коммерческий

          Лозунг большевиков всех времен, независимо от того, какую идеологию они исповедуют: марксистско-ленинскую, либеральную или уголовную, - один: "до основанья, а затем…" Вопрос "зачем" их не интересует. Революция - прежде всего разрушение. Постулат Менделеева: "создавать новое на основе данного" - революционерам неведом. Сливая помои прошлого, они избавляются и от чистой воды, а вместе с нею, по известной поговорке, выплескивают и ребенка. В рамках интересующей нас темы - таким выплеснутым на помойку ребенком оказалось отечественное книгоиздание. Между тем ребенок этот был вполне здоров и полон сил.
          Советская система книгоиздания и книгораспространения была почти безупречной. Во-первых, она финансировалась государством, и финансировалась в такой степени, что продажная цена книги была значительно ниже ее себестоимости. Отсюда и проистекала репутация России (Советского, точнее, Союза) как самой читающей страны мира. Во-вторых, была централизованной и всеохватной, так как включала в себя издательства универсальные, специализированные, центральные, республиканские, областные… В-третьих, любое из этих издательств обладало штатом специалистов - корпусом профессионально подготовленных литературных и художественных редакторов, корректоров, полиграфистов, для которых издание книг было прямым и главным делом. Собственно, единственным - и уже преодоленным - пороком системы была идеологическая зашоренность. После того как орудия ее: партийное руководство и цензура - естественным путем устранились, ничто, казалось бы, не мешало развитию российского книгоиздания в интересах российской же культуры, если бы…
          Если бы государство не бросило эту сферу (как, впрочем, и множество иных) на произвол, так сказать, судьбы, то бишь пресловутого рынка.
          Былой книжный дефицит сменился книжным бумом. Только ленивый не занимался в эту пору изданием книг, и только трижды ленивый не извлекал из него прибыли. Разумеется, прибыль эта на много порядков уступала той, что имели торговцы нефтью, цветными металлами, государственными должностями, не говоря уж о строителях пирамид, но и она позволяла существовать вполне безбедно. Зато чем мы только не накушались в ту пору из книжной, условно говоря, продукции. Ведущим жанром беллетристики стал - сначала переводной, а затем и самопальный - боевик уровня: "он ударил его рукояткой пистолета в печень", а затем "занялся с ней оральным сексом" (цитаты подлинные, но источники забыты). Но это было отнюдь не все, и далеко еще не все!.. Процвел (разновидность предыдущего жанра) так называемый дамский роман, героиня которого, например, мстя за весь женский род, "заштопывает насильнику мошонку двойным крестом"… А всенародное упоение мочой!? Пожалуй, римский император Веспасиан не настриг столько купонов с налога на общественные туалеты. Интегрированной вершиной всех поп-жанров стал вычитанный мною в "Книжном обозрении" заголовок: "X…вая книга"; купюру, из соображений приличия, делаю я - в газете отточие отсутствует. Что ж - это, пожалуй, самое подходящее определение для львиной доли продукции коммерческого века. Говоря обобщенно, чистый родник подлинной литературы был сметен потоком фекальных вод из прорванной канализации.
          Естественно, что создавали книги подобного рода отнюдь не специалисты, а все, кому вздумается, - большей частью те, как нетрудно предположить, кто сам книг не читает.
          В этой ситуации брошенные на произвол судьбы государственные издательства конкурировать с частниками не могли. Главной причиной была та, что "государственники" добросовестно платили налоги, да так, что из рубля прибыли оставалось у них то ли четыре, то ли шесть копеек. Частники же превосходно освоили понятие "черный нал" и продолжали жить припеваючи.
          В результате случилось два печальных для культуры события. Первое: соответствующий этому понятию книгоиздатель утратил возможность существования. Произошло это по принципу всем известной ныне пирамиды, только в перевернутом варианте. Если пирамида общеизвестная строится по принципу: ты вносишь рубль - получаешь десять; вкладываешь сто - имеешь тысячу; тебе, из числа первых, платят новые следующие - до тех пор, пока платеже-способность иссякнет. Применительно к книгоизданию пирамида оказывается опрокинутой: ты издаешь десять тысяч книг, но из съеденной налогами прибыли остается оборотных средств только на девять - и т.д., пока последние не приходят к нулю. После этого издатель может существовать только за счет оплаченных заказов.
          Второе печальное событие: культурный читатель потерял свою "потребительскую корзину". Суперэлитарная литература нашла прибежище в резервациях спонсируемых "толстых" журналов, а средний слой читателей - тех, для кого Джойс слишком заумен, а Чейз чересчур примитивен, - лишился общения с нужными ему авторами. В итоге литература - та, которая дала бы представление о нынешней эпохе и правдивую картину минувшей, была обречена на вымирание. А это стало драмой не только самих авторов, но и всего российского общества, вынужденного существовать в системе мифов и лишенного возможности осмыслить свое прошлое и настоящее. В итоге всех этих процессов в середине 90-х из коммерческого века плавно произрос…

Суррогатный

          Разница между ними лишь в том, что ежели в предыдущий период культурные издательства кое-как влачили свое существование, то ныне они либо исчезли совсем, либо трансформировались в суррогатные. Возобладал принцип: кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Основной жанр выживших (большая их часть приказала долго жить) культурных издательств - книги за счет средств автора (или спонсора). Тут действует своя закономерность. Как правило, у автора талантливого спонсоров нет - и нет пробивной силы (а может, и совесть не позволяет - ведь это просить надо!), чтобы их расколоть. Бездарные же авторы тут-то и на коне. В результате неисчислимое количество книг бесспорнейших графоманов. Но беда не в них - так ли уж кому в убыток, если самодеятельный поэт издаст сотню-другую экземпляров своих стишат для семейного и товарищеского потребления. Беда в том, что настоящий художник слова остается за бортом - и выживет ли он вообще в таких условиях, вопрос не его биографии. Это вопрос существования российской культуры.
          Другая особенность суррогатного века - перенасыщение и затоваренность книжного рынка. Все ходовые жанры, все имевшие спрос темы исчерпаны, пережеваны, выплюнуты и вновь включены в меню. Изощреннейшая кулинария, народная и антинародная медицина, анекдоты, боевые искусства, пособия по ремеслам всех эпох... Словом, любой ширпотреб, вызывающий потребительский интерес, заполонил лотки и прилавки. Пестрота обложек и нарядное полиграфисполнение наводят на мысль не то что о кризисе книжной культуры, но о ее небывалом процветании. Но что внутри глянцевых переплетов? Главным образом халтура. Как, собственно, и во всем многоцветье нашего рынка, где за броскими ярлыками и упаковками скрывается продукция всемирного мусоропровода.
          Суррогатный век… Нынче он во всем: все изобилие сегодняшнего рынка обеспечивается суррогатами из Китая, Турции, откуда угодно еще. Но это пережить кое-как можно. Суррогат культуры приводит к деградации и самоуничтожению нации. Ведь если рассуждать трезво: что дала миру Россия, кроме своей культуры? И что останется от нашей страны, когда она свою культуру уничтожит! Междоусобные войны, предшествовавшие лавине восточных орд?..