Александр Козлов, доктор исторических наук, профессор Ростовского госуниверситета О предпосылках социализма в России начала ХХ века [1] (к вопросу о ленинской концепции)

рах СССР, накаленные страсти вокруг идеи социализма в современном обществе в предельной степени актуализируют необходимость исследования этой проблемы вообще и исходного ее начала в особенности. Это в первую очередь требует оценки уровня зрелости объективных предпосылок социализма в России конца Х1Х - начала XX века. Собственно, это альфа и омега, без раскрытия которых невозможно познание превратностей судьбы многострадального нашего Отечества, того, как оно встало на явно тупиковый для себя путь развития. В сущности говоря, вопрос о выборе пути дальнейшего развития России встал перед ней еще в последней трети Х1Х века. Но особенно он обострился с выходом на ее политическую арену марксистов. Разгоревшаяся полемика о перспективах страны уже вскоре расколола отечественную социал-демократию. С одной стороны, согласно вошедшей тогда в оборот терминологии, на экономистов, ревизионистов марксизма, а с другой - на его ортодоксальных и правоверных приверженцев, часто клеймивших друг друга фальсификаторами. Но процесс дробления и на этом не остановился. В 1903 г. российская социал-демократия, присягнувшая на верность марксизму, тоже раскололась - на большевиков и меньшевиков. И вовсе не из-за формулировки пресловутого первого параграфа устава образовавшейся РСДРП, как это впоследствии изображалось так называемой историко-партийной наукой.
          Основу размежевания политических движений предопределил коренной вопрос - перспективы развития России, социалистическая альтернатива. Не вдаваясь в широкое его рассмотрение, отметим, однако, что большевики и меньшевики, исходя из одного и того же марксизма, по-разному толковали их. Г. В. Плеханов, Ю. О. Мартов и их сторонники рассматривали социалистические перспективы в России как дело очень далекого будущего и видели смысл своей деятельности во всемерном содействии развитию России по либерально-демократическому пути, пока в ней в порядке длительной эволюции не вызреют объективные условия для перехода к социализму. В. И. Ленин и его последователи, наоборот, исходили из того, что таковые уже вызрели и дело теперь заключается в сознательной, целенаправленной деятельности революционеров по дополнению их субъективными факторами. Первое место среди последних отводилось партии. И не просто социал-демократической, подобно тем, какие существуют на Западе, а партии нового типа, то есть исповедующей необходимость формирования политической армии революции и свершения ее вооруженным путем, чтобы затем установить в России диктатуру пролетариата и ее руками раздуть пламя мирового пожарища.
          Определяющий вклад в разработку теоретического обоснования экстремистских по сути позиций, несомненно, внес В. И. Ленин. Однако, следует оговориться, что он состоял, вопреки глубоко въевшимся представлениям, не в разработке неизбежности развития капитализма в России. Ибо еще задолго до него это сделали - и сделали весьма обстоятельно - К. Маркс, Ф. Энгельс, но особенно Г. В. Плеханов и российские экономисты, в том числе те, кого Ленин потом рьяно атаковал, - В. Е. Постников, М. И. Туган-Барановский, П. Б. Струве, Н. К. Михайловский. И ему, обладавшему достаточно высокой эрудицией, не было нужды ломиться в открытую дверь. Перед ним стояла куда более важная задача - обосновать готовность России к социализму на уже существующем уровне капитализма.
          Далее, что требует предварительного подчеркивания, его заключения строились не на результатах исследования объективно существующей реальности, а на априори заданных посылках, являвшихся отражением его субъективных устремлений к слому ненавистного самодержавия и его буржуазной опоры. Есть немалые основания полагать, что эта решимость возникла у Владимира Ульянова, вошедшего в историю под псевдонимом Ленина, еще в ранней юности, как следствие сильнейшего эмоционального и психологического взрыва в семье, потрясенной жестокой казнью Александра, старшего из детей, за покушение на царя Александра III.
          Во всяком случае, по свидетельствам близких, именно тогда В. Ульянов переключил всю страсть своей души с присущей ему энергией на изучение трудов Н. Г. Чернышевского, идеолога бунтующей молодежи, истории революционных народовольцев 70-х годов, тайного общества "Народной расправы" и постулатов "Катехизиса" известного тогда террориста С. Г. Нечаева. Атмосфера всеобщего социального недовольства на почве царившего разгула произвола, нагнетавшаяся призывами "К топору" и к непримиримой, бескомпромиссной борьбе, вызвала в душе впечатлительного юноши с высокими помыслами о счастье народа глубокий психологический надлом, предопределивший уже в раннюю пору его крайний радикализм, нетерпимость к инакомыслию и политическому плюрализму.
          Поэтому неслучайно совсем еще юный Владимир Ульянов, казалось бы из внешне благополучной и набожной дворянской семьи, повинуясь внутреннему протесту, в гимназические годы порвал с религией и церковью, а поступив в Казанский университет и не успев оглядеться в его стенах, сломя голову, бросился к антиправительственным бунтовщикам, и тотчас был исключен из университета, что еще больше усилило в нем революционаристские настроения. Примечателен его хрестоматийный диалог с кучером, произошедший тогда по пути к месту первой ссылки. Что вы бунтуете, молодой человек, ведь перед вами стена, будто спросил мужик своего седока. На что Ульянов, согласно преданию, якобы ответил: стена-то стена, да гнилая, ткни ее пальцем она и развалится.
          Судя по всему, с такими или почти такими убеждениями, слегка лишь скорректированными, что, впрочем, не меняло их главной направленности, Владимир Ульянов, экстерном окончив университет, подошел к концу первого пятилетия 90-х годов Х1Х века, когда приступил к наукообразному оснащению своих представлений о готовности России к социализму. В сущности, такой подход носил сугубо политический характер и служил выражением его субъективной устремленности к реваншу над врагом, причинившим незаживавшую рану всей его семье, птенцы которой тоже полетели вслед за ним.
          Обладая сразу же проявившимися недюжинными способностями политического публициста, В. Ульянов взял на вооружение богатый и разнообразный материал как из капитальных объективных трудов специалистов, так и фундаментальных статистических сборников. Подвергнув соответствующему препарированию, он превратил череду бесчисленных цифр в непроглядную маскировочную завесу, прикрывающую плотно и надежно тенденциозность его аргументации, посредством которой им обосновывались априори заданные ответы с заранее предопределенной идеологической и политической окраской.
          Дебютом В. Ульянова стала его статья "Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни. По поводу книги В. Е. Постникова - "Южно-русское крестьянское хозяйство" ". Написанная весной 1893 г., по сути являвшаяся первой пробой пера начинающего автора, она, если оценивать ее объективно, была откровенно слабой, поверхностной, даже с выраженными следами компилятивности, но предельно крикливая и тенденциозная, пронизанная красно-лиловыми красками. В. Ульянов, вопреки продекларированной им цели, уклонился от общего анализа труда Постникова и изложил в статье своей лишь ту его часть, в которой, по его словам, "крестьянское хозяйство подвергается политико-экономическому исследованию", а другую его часть рассматривать не стал в виду, по его оценке, ее слабости. Но рецензент лукавил. В действительности же именно в последней Постников рассмотрел практические меры, "долженствующие разрешить аграрный вопрос" без всяких революционных потрясений. Но это опрокидывало картину безысходности, рисовавшуюся В.Ульяновым [1].
          Выводы, сделанные последним на основе данных из усеченной части постниковского исследования, преувеличивали глубину капиталистического проникновения в деревню и остроту порожденных им противоречий. Истоки последних В. Ульянов связывал с усилившейся индивидуализацией крестьянских хозяйств и ростом рынка, подрывавших устои общины и общественного производства. Преодоление обозначившихся болезней и требовало, по его мнению, социалистического переворота [2].
          Эти свои посылки В. Ульянов развил с еще большей определенностью в 1894 году в работе "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?". Выполненная на более высоком профессиональном уровне, она была ответом 24-х летнего воинствующего марксистского радикала на статьи журнала "Русское богатство", органа либеральных народников, ожесточенно сражавшегося с марксизмом и русскими марксистами и призывавшего к примирению с правительством. Главным объектом ленинских эскапад стала наделавшая тогда много шума статья Н. К. Михайловского, одного из редакторов этого журнала [3]. Для В. Ульянова послужила поводом публичного изложения основных марксистских положений в собственной интерпретации, что в советские времена рассматривалось как "великий вклад в развитие марксизма".
          Звонкоголосый и юный, охваченный задором молодости, В. Ульянов не спорил и не дискутировал, а разоблачал всех, кто иначе воспринимал марксизм, развешивая оскорбительные ярлыки, невзирая на лица. Е. Дюринга, знаменитого немецкого философа, уже обстрелянного Ф. Энгельсом шквальным огнем, и самого Н. Михайловского он поучал: всякий разумный человек, изучая Маркса, неизбежно "убедится в необходимости общинного владения землей и капиталом" как автоматическим результатом экспроприации экспроприаторов; а "союз свободных людей, работающих общими средствами производства и планомерно расходующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу"; по Марксу, это, согласно его лексике, понятно даже 6-летним ребятам и означает не что иное, как "социалистически организованную общину". Маркс, по мнению Ульянова, доказал, что "точно также, как некогда мелкое производство своим собственным развитием породило условия своего уничтожения, так точно и "теперь капиталистическое производство породило само материальные условия, от которых оно должно погибнуть. Таков исторический процесс..." [4].
          И далее подчеркивал: разве неясно, когда "все производства вливаются... в один общественный производительный процесс", а присвоение результатов его производства остается частным, "форма производства становится в непримиримое противоречие с формой присвоения?" "Неужели не очевидно, - с негодованием вопрошал он, - что последняя не может не приспособиться к первой, не может не сделаться тоже общественной, т.е. социалистической? [5]. Общий смысл этих утверждений, как совершенно очевидно, сводился к обоснованию вывода о наличии в России условий, уже созданных капитализмом и уже вполне позволяющих ей сделать следующий шаг - в социалистическом направлении. Иначе говоря, весь сектор аграрного производства, по его мнению, настоятельно требовал перестройки аграрного производства на коллективистских началах. Но переход к светлому будущему, разумеется, потребует решимости, силы и непреклонности.
          И В.Ульянов уже был готов к этому. Во всяком случае, уже с такими настроениями летом 1895 г. он впервые выехал в Западную Европу. Там у него состоялась встреча с Плехановым. На беседе присутствовали также виднейшие марксисты того времени П.Лафарг, Ж.Гэд и Ш.Лонге. В разговоре Георгий Валентинович шутливо заметил, что, между прочим, якобинская диктатура пала потому, что изобретенная ею гильотина слишком часто секла головы. Ульянов, стремительно вскинув брови, совершенно серьезно возразил: "Якобинская республика пала, потому что гильотина слишком редко секла головы. Революция должна уметь защищаться". Вспоминая об этом эпизоде спустя многие годы, Плеханов с горечью замечал: "Тогда мы... только улыбнулись максимализму г. Ульянова. Будущее, однако, показало, что это не было проявлением молодости и ее горячности, отражало его тактические взгляды...". Уже на смертном одре, перед самой кончиной, он заключал: "Ленин - это Робеспьер 20-го века" [6].
          А тогда, во второй половине 90-х годов Х1Х в., Ленин продолжал энергично углублять и аргументировать готовность российской деревни для перехода к социализму, отдавая себе отчет в том, что без такого обоснования даже сама постановка вопроса о социалистической революции в стране, где 80% населения составляет крестьянство, оказывается совершенно бессмысленной. Всю свою недюжинную энергию, накопленные знания и несомненный талант он бросил на разработку этой проблемы. Результатом стал, пожалуй, самый капитальный труд во всем его громадном научном наследии - "Развитие капитализма в России" (1898 г.). В данном случае не видя необходимости (да и возможности) в сколько-нибудь пространном изложении цифр из сотен статистических выкладок, сводок и таблиц, остановлюсь лишь на тех выводах, ради которых Ленин провел скрупулезное и титаническое это исследование.
          Разоблачая народников, которые из всех сил тщатся не признавать историческую прогрессивность капитализма, а сторонников такого взгляда обвиняют в его апологетике, хотя в действительности, подчеркивал Ленин, именно они "грешат недостаточной оценкой (а подчас и замалчиванием) наиболее глубоких противоречий русского капитализма, затушевывая разложение крестьянства, капиталистический характер эволюции нашего земледелия, образование класса сельских и промысловых наемных работников с наделом, затушевывая полное преобладание низших и худших форм капитализма в пресловутой "кустарной" промышленности" [7].
          В пику народникам, либералам, легальным марксистам и прочим своим противникам, Ленин, говоря позже о прогрессивной роли капитализма в развитии России, фокусировал внимание, однако, лишь на отрицательных и мрачных его сторонах, обнажал неизбежно свойственные капитализму глубокие и всесторонние общественные противоречия, которые, по его словам, вскрывают "исторически преходящий характер этого экономического режима". Потому что капиталистическое производство и процесс полного преобразования техники во всех отраслях народного хозяйства, указывал он, в силу "самой природы капитализма не может идти иначе, как среди ряда неравномерностей и непропорциональностей: периоды процветания сменяются периодами кризисов, развитие одной отрасли промышленности ведет к упадку другой, прогресс земледелия захватывает в одном районе - одну, в другом - другую сторону сельского хозяйства, рост торговли и промышленности обгоняет рост земледелия и т.д. [8].
          Наконец, по Ленину, капиталистическое общество, увеличивая потребность населения в союзах, объединениях и придавая этим объединениям особый характер, сравнительно с объединениями прежних времен, разрушает узкие, местные, сословные союзы средневекового общества, создает ожесточенную конкуренцию, а капитализм в то же время раскалывает все общество на крупные группы лиц, занимающих различное положение в производстве. Итог? Это все "дает громадный толчок объединению внутри каждой такой группы", изменяет духовный облик населения. Главное - "скачкообразный характер экономического развития, быстрое преобразование способов производства и громадная концентрация его, отпадение всяческих форм личной зависимости и патриархальности в отношениях, подвижность населения, влияние крупных индустриальных центров и т.д. - все это не может не вести к глубокому изменению самого характера производителей... [9].
          Иначе говоря, из всех рассуждений Ленина следовало, будто развитие капитализма объективно уже поставило Россию на грань радикальных коренных перемен - революционной перетряски, превратило их в историческую необходимость. Но, судя по всему, он уже тогда прекрасно сознавал - и не мог не понимать - пропагандистский характер своих выводов. Поэтому Ленин делал упор на факторы субъективного порядка. Вереницу длинных своих рассуждений он всегда сопровождал "железными, недвусмысленными установками", обязывавшими русских марксистов к совершению однозначным действиям, долженствующих выполнить роль ускорителя. Это прослеживается с первых его литературных выступлений.
          Достаточно взглянуть на первоисточники, чтобы убедиться в 'том. Скажем, на "Что такое "друзья народа" ". Уже в той работе он поставил перед русскими марксистами три главные задачи: 1. Социалисты должны РЕШИТЕЛЬНО и ОКОНЧАТЕЛЬНО разорвать со всеми мещанскими идеями и теориями... [10]; 2) Первейшая задача социалистов - помочь рабочим в "ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ [11]; 3) Социалистическая интеллигенция должна направить ТЕОРЕТИЧЕСКУЮ работу "на конкретное изучение всех форм экономического антагонизма в России... вскрыть этот антагонизм везде, где он прикрыт политической историей, особенностями правовых порядков, установившимися теоретическими предрассудками... дать цельную картину нашей действительности, как определенной системы производственных отношений, показать необходимость эксплуатации и экспроприации трудящихся при этой системе, показать тот выход из этих порядков, на который указывает экономическое развитие [12].
          "Обязан", "должен", "разорвать", "делать так, а не иначе"... Главное для русского марксиста - не поиск, не раскрытие подлинной истины о путях дальнейшего развития России, а строгое исполнение его, ленинских, предначертаний в установленных рамках. Любое отклонение от них - оппортунизм, отступничество от марксизма... Только сказанное им - истина в последней инстанции, исключающая возможность инакомыслия, даже подобия дискуссии. Таково желание, но до его осуществления "руки были еще короткими". Пока!
          Литературные выступления Ленина вызвали ответную волну, в том числе острой критики, особенно в адрес "Развития капитализма в России". Больнее всего за живое задела Ленина статья П. Н. Скворцова в столичном научном и общественно-политическом журнале "Научное обозрение", популярном в кругу интеллигенции. В нем публиковались Г. В. Плеханов, Д. И. Менделеев, К. Э. Циолковский и др. почтенные авторы [13]. В сущности, это выступление Скворцова представляло собой рецензию на "Развитие капитализма в России". Видный тогда экономист упрекал Ленина в том, что он не изложил своего понимания капиталистического способа производства, "ограничиться же одними справками с теориею реализации совершено излишне". По Скворцову, Ленин впал в диалектическое противоречие: задавшись целью рассмотреть вопрос, как складывается внутренний рынок для русского капитализма, "он в конце справок с теориею приходит к выводу, что такого вопроса вовсе не существует". Между тем, считал рецензент, следовало бы "изобразить воспроизводство и обращение как той части продукта, которая производится в земледелии и промышленности капиталистически, так и той части, которая производится самостоятельными производителями-крестьянами... показать отношение между ними, т.е. величины постоянного и переменного капиталов и прибавочной ценности в каждом из указанных подразделений общественного труда" [14]. Далее Скворцов, иронически восклицая "Нахождение, обмен, теория внутреннего рынка, нахождение замещения и наконец возмещение!", замечал: "Не думаю, что такая точность определений свидетельствует о ясном понимании г. Ильиным (Лениным. - А. К.) " замечательной" теории реализации Маркса!?" В ряде мест, подчеркивал рецензент, "действительно, находится теория реализации г.Ильина , но не Маркса, теория, ничего общего не имеющая ни с какою теориею Маркса" [15]. В другом месте выразился еще сильнее: "... теория реализации, которую г. Ильин выдает за теорию Маркса, не имеет ничего общего с анализом у Маркса" [16].
          Касаясь методики группировки крестьянских хозяйств по их размерам и типам, примененной Лениным, Скворцов, показывая ее несостоятельность, разъяснял: "Г-н Ильин недоволен группировкой по наделу статистических данных о крестьянстве. Существует две группировки статистических данных. Одна историческая, при которой собираются в одно целое общины с одинаковым размером надела на ревизскую душу, и другая, фактическая, при которой собираются в одно целое крестьянские хозяйства с одинаковым размером надела, к какой бы общине они не принадлежали. Историческая группировка тем и важна, что она наглядно показывает, при каких условиях совершился переход крестьянства из крепостного общества в капиталистическое... Предлагаемая г. Ильиным группировка окончательно спутает историческое понимание условий перехода нашего крестьянства из одной общественной формации в другую. Предложение г. Ильина скорее относится к промысловой переписи, как это делается в Германии [17].
          Скворцов бил не в бровь, а в глаз. В январе - марте 1900г., собравшись с духом, Ленин откликнулся статьей. В ней в адрес критика было все, начиная с "Некритическая критика": "Юпитер сердится", "величественно поучает", "бессодержательная фраза", "грозный критик", "в огороде бузина, а в Киеве дядька", "мечет громы и молнии", "подсовывает", "крайняя шаблонность", "извращает"... [18]. Но Ленин, однако, не решился на более крутые выражения, как делал, не смущаясь, в других случаях, видимо, учитывая утонченность круга читателей "Научного обозрения".
          А самое главное ему приходилось ретироваться, дабы не растерять окончательно подмоченную репутацию. "Само собою разумеется, - признавался Ленин в несвойственной ему манере, - что, не будучи статистиком по специальности, я нисколько не претендовал на решение вопроса о группировке". Сохраняя, однако, верность усвоенному им стилю, он тут же переходил в наступление: "Но я думаю, что об основных вопросах земской статистики... вправе говорить и даже обязаны говорить вовсе не одни земские статистики, но и все экономисты". Тем более, что группировка по наделу теперь признается неудовлетворительной едва ли не всеми марксистами, что поддерживается экономистами и других направлений [19].
          Ленин отверг критику. Не вдаваясь в дальнейшие детали полемики и в выяснение обоснованности замечаний Скворцова о степени соответствия отмеченных им ленинских положений учению Маркса, необходимо констатировать, что возникшие уже тогда такого рода сомнения имели под собой немалые основания. Объективное сопоставление позиций Ленина с позициями К. Маркса и Ф. Энгельса обнаруживают отход первого от учения вторых прежде всего по главному вопросу - о революции вообще и революции в России в частности.
          При этом, следует оговориться, такой анализ вовсе не преследует цели выяснения, кто из них прав, ибо история со всей своей неумолимостью уже дала такой ответ: обе стороны преломляли действительность через кривое зеркало. Это - первое. Провал дела социалистической революции в СССР и в большинстве стран так называемого социалистического лагеря (в прямом и переносном смысле) не дает оснований для выводов о судьбе СОЦИАЛИЗМА вообще как ИДЕИ, воплощающей в себе извечную мечту человечества о торжестве ДОБРА, СЧАСТЬЯ, СПРАВЕДЛИВОСТИ. "Развитой социализм" не имел ничего общего с мечтой о социализме. Дискредитированный большевизмом, он тем не менее продолжает еще манить к себе светлыми надеждами на будущее, отвергая мерзости современности. Это - второе. Свершится ли он когда - это совсем другое дело. Но право на мечту имеет каждый.

Примечания:

1.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.// Т. 1.- С.5,66.
2.	Там же. - С.64-66.
3.	Михайловский Н. К. Литературная жизнь.//Русское богатство. - C. Пб. 1893. №10.
4.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.//Т.1. - С.170,172,174.
5.	Там же. - С. 178. Подчеркнуто мной. - А. К.
6.	Плеханов Г. В. Политическое завещание (Последние мысли Г. В. Плеханова). Апрель 1918 г. // Независимая газета. - 1999.30.11. - С.11.
7.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.//Т.3. - С.597.
8.	Там же. - С.598. Подчеркнуто мной. - А. К.
9.	Там же. - С.600,601. Подчеркнуто мной. - А. К.
10.	Там же. // Т.1. - С.296. Подчеркнутое выделено В. И. Лениным. - А. К.
11.	Там же. - С.304. Выделено В. И. Лениным. - А. К.
12.	Там же. - С.307. Выделено курсивом В. И. Лениным.
13.	Скворцов П. Н. Товарный фетишизм.//Научное обозрение. - Спб. 1899. - №12.
14.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.//Т.1.-С.2278.
15.	Там же.-С.2282.
16.	Там же.-С. 2287.
17.	Там же.-С.2289.
18.	Ленин В. И. Полн. собр. соч. //Т.З. - С.613-636.
19.	Там же. - С.632, 633.