рчи - фокстерьер.
          Норная, охотничья собака. Он достался нам от Савелия Крамарова.
          Савелий уезжал в Америку - лечить сердце и, если повезет, сниматься в кино. В те годы, все помнят, уехать куда-нибудь было большой проблемой - собирание разных бумаг, анкеты, хождения по кабинетам, запросы, собеседования... Долго, нудно, противно. А тут оказалось, что и на пса надо собрать уйму справок.
          "Сил моих больше нет", - сказал Савелий. И тут же спросил меня: "Возьмешь?"
          Фокстерьеры мне нравились всегда.

          - Можешь держать его впроголодь, - сказал на прощанье Савелий. - Но об одном прошу: не ограничивай свободы.
          Я обещал, и он уехал.
          Арчи, шустрый, как Буратино, легко и быстро освоился в нашей тесной двухкомнатной квартирке. Тосковать ему было некогда: у нас подрастали дети - Марина и Алеша, - и он, как мог, заботился о них. Охранял их покой, когда они спали в коляске. Позволял дергать за короткий толстый хвост и всячески тискать себя, когда они подросли и учились ходить.
          Я дивился его бесстрашию. Маленький, как школьный портфель, он запросто мог броситься на огромного немецкого дога, на грубого, мощного боксера. И не сдаваться, биться до крови, не уступать, если чувствовал хоть малейшее дуновение угрозы. Нет, не себе. Детям.
          Еще ему не нравились люди - непредсказуемые. В эту категорию входили пьяницы и милиционеры. Их он замечал за версту и тут же принимал боевую стойку. Я немедленно брал его на поводок.
          - Никто тебя не боится! - говорил я небрежно, как бы для Арчи. Но моя реплика предназначалась не ему. Милиционер, еще секунду назад готовый нервно схватиться за кобуру, проходил мимо, уверенный, что этот четвероногий шерстяной мешок не опаснее болонки.
          Арчи был свободной собакой. Мы шли с ним куда-нибудь в парк, на левбердон, иногда устраивали пикник на обочине. Арчи крутился рядом или убегал к собакам. Бывало, он пропадал сутки, двое. Однажды его не было три дня. Он пришел и еще не успел поцарапаться в дверь, я открыл ему. Он сидел грязный, искусанный, смущенный. И смертельно усталый.
          - Ладно, свободная собака, чего уж там, заходи, - сказал я. Он весело, как жених, перепрыгнул порог и побежал к миске.
          - Кушай, Арчик! - сказала ему моя дочь Марина. - Будешь хорошо кушать, вырастешь, как овчарка.
          Когда я купал его в ванной, дети стояли неподалеку и смотрели. Купаться Арчи не любил, но терпел. Когда я вытирал его толстым полотенцем, Алеша воскликнул: "Смотрите, у него хвост, как цветок!"
          Да, Арчи был удивительный пес. Раз в год он говорил человеческим голосом.
          Открылось это не сразу. Я и раньше замечал, что он произносит что-то похожее на междометия, какие-то аббревиатуры, иногда коротенькие слова. Но не придавал этому значения. Другое дело - попугаи. У них способности, их специально учат, они говорят порой даже длинные фразы.
          Но говорил и Арчи - свободная собака. Однажды в ночь с тридцать первого марта на первое апреля, ровнехонько в полночь, когда по радио били куранты, он, явно ни к кому не обращаясь, а как бы в ночную пустоту, в космос, проговорил задумчиво: "Кто не лает коротко, тот не умеет лаять". И все. Опустил голову на передние лапы и заснул.
          Я не знал - удивляться ли? Но решил, что дело не во псе, а во мне: весна, авитаминоз, притомился, почудилось...
          Но ровно через год (и в те же короткие нервные мгновения боя курантов) Арчи снова произнес фразу. Уже другую. И я успел ее записать. "Люди довели свои хвосты до абсурда", - сказал печально он.
          Странно. Я не узнавал моего пса. Куда делась его обычная веселость? Карие умные глаза его были в тот миг грустны.
          Но наутро - ни следа! Прежний, веселый, готовый на подвиги.
          Пролетели годы. Дети выросли, и Арчи убежал от нас. Навсегда. Вряд ли в Америку, вряд ли к Савелию... Мы его долго ждали.
          Остались воспоминания. Помню, пятилетняя дочь обняла его за мохнатую шею. "Я Арьку обняла, как родного мужа!" Остались фотографии. Вот одна из них - с Савелием. Остались его собачьи мысли - я записал их в моем дневнике.
          1. Мир не меняется. Только блохи стали еще злее.
          2. Лучше быть хвостом пса, чем головой осла.
          3. Чтобы кость была привлекательной, она должна иметь при себе хотя бы кусочек мяса.
          И последняя: "Трудно пройти жизнь на четырех лапах. А что уж говорить о двух!"