илая, добрая, обаятельная, всегда элегантная и подтянутая, - такой знают в университете заведующую кафедрой предпринимательского права, профессора Акопову Елену Михайловну, ветерана юридического факультета, специалиста в области трудового права.
          Но немногие знают, что Елена Михайловна в годы Великой Отечественной войны работала медицинской сестрой в госпитале.
          Чудом сохранились пожелтевшие листки дневника, который вела она в те годы. В нем - страх и ужас жестоких военных дней, боль от разлуки с любимым человеком, воспоминания о довоенной жизни, казавшейся прекрасным сном, горечь расставания с людьми, с которыми жила и работала с февраля 1944 года в Сарнах, что в Западной Украине.

          Сарны. 14 апреля 1944 г.
          "Через год или два, в тот день, когда я увижу тебя, я не смогу так полно рассказать о пережитом, как сегодня. И в этот день ты возьмешь эту тетрадь и прочтешь о 22-й Лелькиной весне...
          Весна в Сарнах была очень поздняя и суровая. В апреле еще мели бураны и лежал глубокий снег. Мы приехали с госпиталем в Сарны 12 марта и сразу почувствовали себя действительно на войне. Здесь формировался в это время 2-й Белорусский фронт. Город до отказа был набит военными частями. И каждый день подходили все новые и новые эшелоны, непрерывным потоком сгружались снаряжение, орудия, боеприпасы ...
          В день нашего приезда ближайшая точка передовой линии находилась от Сарны в 30 км. Развернулись мы необычайно быстро. На другой день после приезда уже принимали раненых. Сначала работали сортировочным госпиталем (САГ). Это было какое-то огромное, сверхчеловеческое усилие всех наших врачей, сестер, санитарок. Персонал, рассчитанный на обслуживание 400 раненых, пропускал каждые двое суток более чем по тысяче...
          А потом, почти каждую ночь, над головой начала летать смерть... Началось это так: в ночь на 28 марта я несколько раз просыпалась от зенитной пальбы, пулеметных очередей, шума немецких моторов. О, никогда в жизни не забыть этого характерного прерывистого ворчания вражеских самолетов.
          Ровно в час ночи на Сарны налетело 36 бомбардировщиков... Когда мы спустились со второго этажа, зенитки отчаяннейшим образом старались спугнуть самолеты, но бомбы рвались где-то совсем недалеко...
          Мы стали под лестницу против огромного окна и пригибались инстинктивно каждый раз, как только свистела, пролетая, бомба... Некоторые из них рвались в 50 метрах от нашего ненадежного убежища. В небе висели зловещие "фонари", так мы называли немецкие ракеты.
          Бомбежка кончилась через час, и сразу начали возить раненых. Возили весь остаток ночи и весь следующий день... Более суток я провела в перевязочной, ассистировала, обрабатывала раны... В тот день я впервые в жизни видела людей раненных только что, еще залитых кровью и вымазанных землей, которым мы тут же, в перевязочной, разрезали одежду, обнажая пораженную область, и делали действительно "первичную" обработку.
          В следующую страшную ночь смерть вновь задела нас своим дыханьем, но все же прошла мимо. Так же как и прошедшей ночью появились "они", "их" было не менее 80. На этот раз бомбежка длилась полтора часа. В эту ночь наши зенитки почти не стреляли. их было мало у нас и минут через двадцать интенсивной стрельбы дула орудий так накалялись, что выходили из строя.
          Так же, как и 28 марта, в районе вокзала бушевал большой пожар, горели склады с боеприпасами, непрерывно рвались снаряды и патроны... В небе вспыхивал ослепительный магниевый свет - это немцы фотографировали деяния рук своих.
          В эту ночь на вокзале разбомбило один из Нежинских госпиталей. Целый день возили раненых. Но наш госпиталь уже не был САГом, он оказывал только высококвалифицированную хирургическую помощь.
          Бомбы замедленного действия рвались в течение суток. От сарнинских зданий осталось меньше половины... Воронки, воронки, воронки, дома без крыш.
          Утром 1 апреля непрерывным потоком люди стали уходить из города... На плечах уносили детей, сундуки, книги, увозили имущество на повозках, на тачках, гнали скот ...
          Эта печальная процессия медленно движется мимо моего окна. В ту ночь бомба разорвалась в 10 метрах от нашей щели: снесло сарай, уборную, убило поросенка, которого мы привезли еще из Алма-Аты.
          Алма-Ата... Как я вспоминаю тебя сейчас, город любви и поэзии! Город моей любви... Как чудесны твои улицы, твои арыки, твои тополя, гордые горы Ала-Тау... С той ночи мы все потеряли покой. Войска уходили из города, уезжали штабы, вывезли часть госпиталей...
          Нервы мои были напряжены до крайности. Наверное, впервые в жизни мне так захотелось иметь вместо них "стальные канатики". Вот уже 15 ночей мы спим, не раздеваясь. 2 апреля я заболела. Вечером поднялась температура, а ночью опять была бомбежка, причем на новый манер - в три приема: в 10 часов вечера, в 12 часов ночи и в 3 часа утра. В непосредственной близости от щели, в которой мы спасались, расположилась походная радиостанция, по которой немцы и били. Побежали в отдаленную землянку. Снег накануне выпал выше колен, лезли мы с отчаянными усилиями, наконец, пробились, прижались друг к другу… Описать все это невозможно... Сапоги мои были полны снега, чулки и портянки - хоть выжми...
          Умирать так не хочется... Весенний ветер веет над Сарнами, весной дышит воздух... Немцы так близко от Сарны, а что, если им удастся прорваться в город?! Это уже конец!
          Все чаще вспоминаю ростовские парки, Дон, Зеленый остров! Как больно вспоминать сейчас об этом! И кто мог думать в те минуты, что судьба приготовила нам столько ужасных испытаний! Как я завидую тем, кто не знает, что значит жизнь под бомбами! Выберемся ли мы все целыми и невредимыми из этого ада? Если да, то тогда я поверю, что я действительно счастливая. Ну, что же нам делать?

          19 апреля.
          Немцы сбрасывают не только фугасные, осколочные, зажигательные бомбы, но и обыкновенные пехотные мины, гранаты.

          24 апреля.
          В Сарнах холодно, ходим в пальто. В Ростове на деревьях набухают почки, в Махачкале в горах цветут тюльпаны, в Алма-Ате уже распускается сирень ... А в Сарнах - сосны и песок, песок и сосны...
          Да, в ночь на 16 апреля Сарны бомбило 150 пикирующих бомбардировщиков ... Чем кончится все это, не знаю!
          Радостная весть: мы скоро уедем с фронта, генерал устно уже отпустил маму и папу (они у меня начальники отделений нашего госпиталя), остались формальности. Госпиталь сворачивается и выходит в резерв на отдых. Потом пришел приказ: всех студентов отправить доучиваться. Неужели я скоро пройду по знакомым улицам, неужели увижу Ростов? Два с половиной года я не была дома... Ночуем в лесной землянке. Там спокойнее. Вчера я была на украинской стороне города: развалины, развалины, пепелища... Настроение у меня неважное.

          26 апреля.
          Завтра мы уезжаем в Ростов... Как я ждала два с половиной года этой минуты! А теперь к радости присоединяется горечь: больно расставаться с людьми, с которыми проработала и прожила 8 месяцев, столько раз смотрела смерти в глаза...
          Я оставляю на фронте друзей, товарищей. Мы едем на Восток, на Юг, для нас кончаются тяготы военной жизни... Все желают нам доехать спокойно... О, хоть бы так и случилось!
          Я жива, я еду домой! Ур-ра!!!

Лелька