Этот человек оставил в моей памяти неизгладимое впечатление, которое с годами лишь усиливается. К сожалению, я не был его учеником, и встретил его, когда ему перевалило за 70. Но 20 лет общения с ним все же подарила мне судьба. ("Общение", конечно, громко сказано, мы ведь жили в разных городах и занимали слишком разное положение...). Он прожил немногим больше 90 лет, и все эти годы я старался при первой возможности его увидеть: обязательно - во время каждой поездки в Москву, и почти на каждый день рождения. Я писал ему письма, он отвечал неизменно, до последних дней. Несмотря на просьбы "не отвечать" (поскольку трудно уже писать ему было), он для себя считал невозможным не ответить. У него много было привычек, которым нельзя было не позавидовать, свидетельствующим о его высокой культуре, интеллигентности, благородстве. От того и выглядел он часто в глазах молодых людей старомодным. На самом же деле Александр Васильевич всегда и в любой ситуации чувствовал себя молодым и современным. И главное - таким и был. Это, как мне кажется, одно из главных его качеств, идущих от его исторических изысканий, где он чувствовал себя совершенно естественно, пребывая, например, в 18 веке. Потому и покрытые пылью неумолимого времени, превратившиеся уже в статичные восковые фигуры А. Сумароков, А. Кантемир, В. Майков, М. Херасков и другие ожили в его трудах до того, что стали почти его собеседниками.
Встретился я ним по поводу защиты моей диссертации, которая должна была проходить через его кафедру. Ясен Николаевич Засурский так и сказал: "Через Западова", на что А.В. сразу отреагировал: "А что это, Западов - магазин, что ли, что все через него!". И я сразу ощутил его чувство юмора, которое потом проявлялось множество раз. Собственно, он всегда излучал такое остроумие, которое действовало на окружающих неизменным зарядом оптимизма. Впрочем, я не пишу сейчас воспоминаний, увы. Все еще не готов. Делать это надо неторопливо, тщательно, без суеты, не в связи с публикацией. И я обязательно это еще сделаю. А пока хочу отметить его юбилей публикацией некоторых материалов, представленных вдовой А.В. - Еленой Петровной Соколовой.
А вообще воспоминания многих людей о нем как ученом, педагоге, писателе и незаурядном человеке - еще впереди. Я готов такие материалы собрать для последующего издания, хотя бы в Сети. Буду благодарен за любой отклик на это предложение.

А.Акопов

Александр Западов

Что со мной было после войны

Я никогда не считал, что годы, проведенные мною на фронтах Великой Отечественной войны, прервали главное занятие моей жизни - быть историком литературы, журналистики, книги. Я ни разу не посетовал, что имел дело с артиллерийскими орудиями, а не с блокнотом и ручкой. Фронтовые будни раскрывали для меня тайны истории.
Причастность к первоисточнику журналистики, литературы, книги - борьбе с германским и японским фашизмом, победе над ним - вооружили меня на всю последующую жизнь, на мой взгляд, бесценным даром - критерием истины.
Демобилизованный из армии в декабре 1945 года, я приехал в Ижевск, где жила в эвакуации моя семья. И, словно не было перерыва в работе, начал преподавание в Ижевском педагогическом институте. Радостно удивлялся мгновенному и крепкому контакту со студентами, который так важен для успешного чтения лекции, особенно для ведения семинаров.
Сначала мне показалось, что послевоенные студенты стали серьезнее, умнее, образованнее. Лишь потом, в беседе с коллегами, тоже бывшими фронтовиками, мы осознали в полной мере, как выросло паше педагогическое мастерство за годы войны, как пришло умение руководить людьми, беречь и любить их, не дергать без дела, точно давать указания, требовать исполнения.
Незабвенная школа войны как великого труда помогла мне в послевоенные годы, когда приходилось готовить один новый курс за другим. Вузовских преподавателей не хватало, и я читал курсы русской и зарубежной литературы, введения в литературоведение, руководил рядом семинаров.
Нынешние молодые люди боятся расстаться с Москвой, уехать на периферию. И напрасно. Полтора года, проведенные мною в Ижевске, были счастливыми. И не только потому, что никто не стрелял (а как это славно, если бы вы знали!), но потому, что мы были в центре общественной и культурной жизни города. Помимо занятий в педагогическом институте, я готовил к изданию сборник удмурдских сказок, был завсегдатаем Удмуртского республиканского русского театра, сотрудничал в газете "Удмуртская правда".
В эти годы общее внимание привлекали книги военной тематики: "Люди с чистой совестью" П. Вершигоры, "Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого, "С фронтовым приветом" В. Овечкина, "Василий Теркин" А. Твардовского и др. Студенты читали и обсуждали их в перерывах между занятиями, интересовались мнением преподавателей-фронтовиков. По их просьбе мною были написаны рецензии на эти произведения, которые опубликовали в "Удмуртской правде".
Выступал я и как театральный рецензент. В числе рецензируемых спектаклей был "Недоросль" Фонвизина. В 1947 году выходят IV и V тома "Истории русской литературы" в издании АН СССР, где были опубликованы мои предвоенные работы, посвященные Элину, Лукину, Чулкову, Попову, Стрелову, Комарову, Курганову и другим писателям XVIII века. Далекий XVIII век, начало начал, напоминал о себе все настойчивей, требовал возвращения к истокам.
К этому времени я приехал в Ленинград, свой родной город, по предложению филологического факультета, где только что было создано отделение журналистики. Среди студентов встречались однополчане, друзья военных лет. Надо сказать, в те годы в аудиториях гимнастерки мелькали часто. Нас связывало фронтовое братство, которому экзаменационный стол никогда не мог стать преградой. Эти до поры повзрослевшие юноши и девушки учились серьезно, почти аскетично, и мы гордились ими. Я всегда помнил, что война вооружила их так же, как и меня, ценнейшим орудием бытия - критерием истины, и старался соответствовать высоким требованиям своих учеников.
В 50-е годы, когда я уже работал на факультете журналистики МГУ, фронтовики среди студентов попадались нечасто. Жизнь вполне вошла в мирную колею. Я читал лекции, заведовал кафедрой, руководил работами аспирантов, отмечал свой юбилей. И писал книги; Сколько их? И о чем они? На первый вопрос мне трудно ответить. Не считал. Может, тридцать, может больше. Старик не терял времени даром. Впрочем, мои молодые друзья к 75-летнему юбилею сделали мне подарок - составили указатель печатных работ, и любопытствующие могут в него заглянуть. А вот о чем мои книги, я, пожалуй, скажу, потому что мало кто их понимает как следует. Говорят: широкий диапазон, разнообразие тематики. И аргументируют свои утверждения, приводя названия моих трудов по истории литературы и журналистики XVIII и XIX веков, книговедению, редактированию.
А мне-то кажется, что я всю жизнь развивал одну-единственную тему - тему русского языка, могущество которого раскрывали и совершенствовали великие деятели отечественной истории: Кантемир, Ломоносов, Державин, Новиков, Сумароков, Толстой - любимые герои моих книг. Умению владеть русским языком, ценить его богатство учил я юных журналистов на своих лекциях и семинарах и немало писал о редакторском и издательском мастерстве.
(из статьи в университетской газете к одному из юбилеев)

Слово об учителе
(из воспоминаний преподавателей факультета журналистики МГУ)

В. Верин.

Человек особенный...

Мы с шумом влетели в угловую аудиторию на втором этаже университетского корпуса на проспекте Маркса, 18. Лекция уже началась. - Можно войти? - подчеркнуто громко, взбадривая себя, проорали с порога. Лектор ответил сразу. - Кру-гом! Шагом-марш! - скомандовал он, да так, что мы автоматически выполнили команду и вылетели из аудитории на потеху своим товарищам. Прогуленный час был как-то не в радость. Больше опаздывать не хотелось. Да и грех было опаздывать, когда читал лекцию Александр Васильевич Западов. Из разновременных и порой незначительных эпизодов складываются наши отношения с человеком, формируя внутреннее представление о нем. Сюда же надо добавить мнения других. И, конечно, книги, труды. Сколько их у Александра Васильевича! Я один из бесчисленных студентов Александра Васильевича, младший во всех отношениях его коллега (скажем так), к тому же не связанный с ним плотными служебными отношениями. Но для меня, как и для многих других, я это точно знаю, он - человек значительный и значимый! Прислушиваешься к его репликам, запоминаешь афористичные, часто едкие замечания о людях и обстоятельствах (вот бы кто-нибудь собрал их вместе), наслаждаешься юмором. Всегда подтянутый внешне и внутренне, Александр Васильевич невольно побуждает следовать ему в этом. Его присутствие дает какое-то трудно уловимое ощущение приподнятости, перед ним как-то особенно хочется не ударить лицом в грязь. А как выделяется на фоне нередко простоватых и упрощенных наших отношений учтивость Александра Васильевича, стремление сказать другому любезность. Многие обращаются к Александру Васильевичу в важных для себя, требующих размышления, обстоятельствах за советами. И получают их, подчас довольно неожиданные, простые простотой мудрости, с пользой для себя следуют им, надолго запоминают. Запомнилась мне сказанная кем-то фраза: "Западов - он человек особенный!" Известно изумительное ощущение текста, "алмазный" редакторский глазок Александра Васильевича. Мне как-то довелось показать Александру Васильевичу один свой опус. Он повертел его, полистал, пробежал глазами несколько фраз па разных страницах. - Знаешь что - все ничего, но вот только бы взять да где-нибудь вдруг рассмешить немножко! День научного творчества студентов в прошлом году был посвящен 275-летию со дня рождения М. В. Ломоносова. Среди тех, кто изучал и хорошо знает деятельность великого ученого в области словесности, имя Западова вспомнилось, конечно, в первую очередь. Но вот согласится ли Александр Васильевич выступить перед студентами? Он тогда неважно себя чувствовал. Согласился. Свое выступление в Коммунистической аудитории он назвал "Слово о Ломоносове". Александр Васильевич давно не выступал в большой аудитории, читать ему было немного трудно, он даже волновался. Но тот, кто слышал его "слово" (фрагменты опубликованы в специальном ломоносовском номере "Журналиста"), помнит, каким ярким, содержательным, интересным оно было. Известно, сколь широк круг научных интересов Западова, сколь разные времена и эпохи его привлекают. И все-таки особое отношение у него к восемнадцатому столетию. Многие замечательные люди той эпохи достигали почетного возраста. Желаем Александру Васильевичу и в дальнейшем успешно следовать сему примеру и превзойти в этом разлюбезный ему XVIII век.

И.Тхагушев.

Уроки доброты

Мне не посчастливилось быть студентом или аспирантом Александра Васильевича Западова. Вины моей в том нет никакой. Скорее - неудача. Вот будь мне годков этак на двадцать поменьше... И все-таки уроки у Александра Васильевича я брал и беру. В индивидуальном, так сказать, порядке. Пожалуй, справедливо было бы меня назвать вечным его студентом. Впервые я попал на занятия к Александру Васильевичу осенью 1976 года. Тогда только что вышла в свет моя (вместе с П. С. Гуревичем) книга "Советское радиовещание. Страницы истории". На одном из ее первых экземпляров счастливые авторы трепетно написали: "Дорогому Александру Васильевичу - самому веселому профессору факультета журналистики - с глубоким уважением". Радиовещание, кажется, - предмет, не близкий научным и литературным интересам Александра Васильевича. И мы, по правде говоря, не питали особых надежд на то, что книгу он прочитает. Но недели через две по пути на какое-то очередное собрание в Ленинской аудитории Александр Васильевич остановил меня, приветливо, как всегда, поздоровался и сказал: "Прочитал, Всеволод Николаевич, Вашу книгу. Есть у меня, знаете, странная привычка, - читать все, что подарят. Не всегда это хорошо кончается для авторов, но Вашу с Павлом Семеновичем книгу прочитал с удовольствием. Очень интересно". Мне, как, вероятно, и всякому грешному автору, была приятна похвала. К тому же эта маленькая устная рецензия принадлежала самому Западову. Но запомнил я ее больше всего не из-за похвалы, а потому что усвоил два мудрых и добрых урока, преподанных большим учителем и замечательным человеком. Первый из них состоял в том, что Александр Васильевич внимательно прочитал многостраничную книгу о предмете, для него достаточно далеком. И сделал это не вопреки, а благодаря тому, что книга была о новом предмете, содержала новые сведения и знания. Мне кажется, в этом факте ярко проявилась одна из прекраснейших черт Александра Васильевича - его неутомимая жажда все новых знаний, все более полного постижения самых разнообразных сторон и граней жизни и культуры. Следующие уроки доброты я получил от Александра Васильевича, когда работал над кандидатской диссертацией. Уроков этих было много. Помня, что один из них призывает к краткости, я позволю себе рассказать только о двух эпизодах. Раздумывая над темой и формулировкой названия диссертации, я решил посоветоваться с Александром Васильевичем. У меня тоже это стало привычкой. На этот раз консультация состоялась при выходе из Коммунистической аудитории во время перерыва на одном из факультетских собраний. Я спросил у Александра Васильевича, как, по его мнению, "смотрится" облюбованный мной вариант названия и насколько заслуживает внимания сама тема работы. Тут уже последовал очень остроумный и мудрый, парадоксальный, характерный для Александра Васильевича ответ: "У нашей науки, - сказал он, - есть то большое преимущество, что она позволяет писать обо всем, о чем писать хочется". У Александра Васильевича - историка и теоретика книги, литературы, журналистики, прозаика, поэта и публициста - великое множество учеников. Это студенты, аспиранты, молодые (и не очень) ученые. Но все они, как и я, могут о себе сказать, что они "вечные студенты" Александра Васильевича Западова.

В. Н. Ружников.