Александр Козлов, доктор исторических наук, профессор Ростовского госуниверситета О предпосылках социализма в России начала ХХ века [2] (к вопросу о ленинской концепции)

еперь кому-то может показаться неактуальным выяснение разницы во взглядах на социалистическую революцию, с одной стороны, Маркса и Энгельса, а с другой - Ленина. Но это в корне неверно. Ибо без него мы никогда не поймем, на чем свихнулись наши предки, и как, следуя курсом ленинизма, мы оказались в историческом тупике, из которого пытаемся выкарабкаться, набивая себе синяки и шишки, чтобы ныне "не сердцем, а умом" понять, за кем следовать, какую политику поддерживать.
          Для начала со всей определенностью отметим, что Маркс и Энгельс совсем иначе смотрели на проблему социалистической революции, чем Ленин. Последний, непрерывно "углубляя" и "развивая" своих учителей, в конце концов оставил от марксизма, что называется, одни рожки да ножки, ибо подходил к делу с диаметрально противоположных концов. Для основоположников так называемого "научного социализма" пролетарская революция была средством осуществления более справедливого перераспределения богатств в обществе, с избытком производимого при капитализме. Ленин же связывал ее возникновение с нищетой угнетенных классов, отводя ей центральное место в своей знаменитой "триаде" о революционной ситуации. Общим для Маркса, Энгельса и Ленина был пункт о насилии как методе разрешения назревших антагонистических противоречий.
          Маркс и Энгельс считали, что социалистическая революция произойдет и победит только тогда, когда капиталистические производственные отношения, основывающиеся на частной собственности, перестанут обеспечивать дальнейший рост производительным силам, которые, достигнув предела в своем развитии и упершись в созданную ими оболочку, разрывают ее. Пока не созреют объективные условия, революция невозможна, подчеркивал Маркс [20]. Речь о действительной революции возможна лишь тогда, писал он в "Классовой борьбе во Франции с 1848 по 1850 г.", когда "современные производительные силы и буржуазные формы вступают между собой в противоречие" [21].
          В 1853 г. Маркс снова подчеркивал: "Буржуазный период истории призван создать материальный базис нового мира: … развить мировые отношения, основанные на взаимной зависимости всего человечества, а также и средства этих сношений; …развить производительные силы человека и обеспечить превращение материального производства в господство при помощи науки над силами природы. Буржуазная промышленность и торговля создают эти материальные условия нового мира подобно тому, как геологические революции создали поверхность земли" [22]. В этом отношении преуспел, по мнению Маркса, пока только английский пролетариат. Своей "неутолимой энергией, в поте своего лица, в величайшем напряжении умственных способностей (он) создал материальные предпосылки для того, чтобы облагородить самый труд и повысить его производительность до того уровня, который сделает возможным всеобщее изобилие" [23].
          Наконец, еще одно основополагающее положение Маркса, без учета которого трудно или даже совсем не понять суть рассматриваемой проблемы. "Ни одна общественная формация, - считал он, - не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество, ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления… Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства… вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества [24].
          Логика Маркса и Энгельса оказывала (и оказывает) завораживающее воздействие. Критика капитализма Х1Х века, осуществленная ими, действительно глубоко и основательно раскрывала его пороки и язвы, безусловно, объективно способствовала разработке рецептов по их преодолению. И в этом состоит несомненная историческая заслуга этих мыслителей. Однако их последователи не замечали и, по всей видимости, не хотели замечать выпирающей "косины", односторонности и, следовательно, тенденциозности марксистского анализа. Абсолютизируя марксизм, наиболее закоснелые из них еще по сию пору заглядывают в него с надеждой найти ответ на вопросы, поставленные совершенно иной эпохой. В начале же XX века марксизм тем более воспринимался подлинным катехизисом. Наиболее трезвомыслящие, однако, не могли не заметить ленинского отхода от него. В том убеждало элементарное сопоставление его с утверждениями Ленина. Самое же главное, было ясно, что в России, отстававшей от передовых стран Европы в экономическом развитии на многие десятилетия, условия для социалистической революции, по меркам Маркса и Энгельса, не сложились и сложиться не могли.
          На этой почве от Ленина отошли многие его недавние соратники. Плеханов, патриарх российских марксистов, подверг его суровейшей критике. В концентрированном виде он изложил ее позднее. Ленин, говорил Георгий Валентинович, безусловно, великая, незаурядная личность, но он многолик. Как хамелеон, способен подделаться под кого угодно. Он убежден, как личность, "призванная" Историей, что может творить с ней все, что захочет, хотя достаточно образован, чтобы не считать себя Магометом или Наполеоном. Знает марксизм, не догматик, но ловко манипулирует цитатами Маркса и Энгельса, давая им совершенно иное толкование. "Развивает" его с непостижимым упорством, однако только в сторону фальсификации - с целью подтверждения своих ошибочных выводов. В марксизме его не устраивает лишь то, что нужно ждать, в частности, пока созреют объективные условия для социалистической революции. Будучи псевдо-диалектиком, Ленин убежден, что капитализм ужесточается и всегда будет развиваться в сторону его пороков, но это далеко не так. Что касается России, то она, говорил Плеханов, вообще не готова к социалистической революции ни по уровню развития производительных сил, "ни по численности пролетариата, ни по его уровню культуры и самосознания масс, и потому социальный эксперимент, задуманный Лениным, обречен на провал" [25].
          Понимал ли это Ленин? В какой-то мере, по всей вероятности, да. Но при этом, скорее всего, он считал, что в России проблему материальных предпосылок возможно и нужно обойти стороной, компенсируя их недоразвитость волевыми усилиями. Судя по всему, именно потому он делал главный упор на субъективные факторы, непомерно преувеличивая их роль (особенно насилия), предавая забвению предостережение Маркса и Энгельса: если нет налицо материальных элементов (определенных производительных сил, сформированной "революционной массы, восстающей не только против отдельных условий прежнего общества, но и против самого прежнего "производства жизни", против "совокупной деятельности", на которой оно основано"), идея переворота "не имеет никакого значения" [26].
          Она не только вредна, но и опасна, многократно предупреждали эти классики. В той же "Немецкой идеологии" они иронизировали по поводу романтизма святого Бруно, рассматривавшего коммунизм "реальным гуманизмом" в качестве объекта почитания и грезившего, что с его установлением "придет, наконец, спасение, земля станет небом, а небо - землей… радость и блаженство будут звучать небесными гармониями из века в век". В этой связи с иронией замечали: "Святой отец церкви будет немало изумлен, когда неожиданно для него наступит день страшного суда… - день, утренней зарей которого будет зарево пылающих городов, - когда среди этих "небесных гармоний" раздастся мелодия "Марсельезы" и "Кармоньолы" (революционных песен французской революции конца ХУ111 века. - А. К.) с неизбежной при этом пушечной пальбой, а такт будет отбивать гильотина; когда подлая "масса" заревет ca ira, ca ira ("Дело пойдет на лад. Аристократов - на фонарь!" [27]) и упразднит "самосознание" с помощью фонарного столба" [28].
          Однако, подскользнувшись на арбузной корке в самом начале своего пути, Ленин невзирая на критику, упорно и упрямо продолжал лепить не только явно перекосившийся фундамент, но и возводить на его порочной основе уже разъезжавшееся вкось и вкривь здание, клепая на него железные обручи. В распоряжении большевистского лидера оставался лишь волюнтаризм, круто замешанный на субъективизме. И в начале XX века, когда в воздухе запахло грозой, он развернул красное знамя, на котором пламенели начертанные им кроваво-яркие лозунги-призывы, будоражившие болезненное воображение люмпенско-маргинальных элементов: партия нового типа. Исключающая инакомыслие и готовая взяться за оружие; гегемония и диктатура пролетариата, т.е. всевластие той же партии, оседлавшей класс, и, само собой разумеется, ее вождя; немедленное, без всякой пересадки, перерастание поднявшейся в 1905 г. первой российской революции, именуемой буржуазно-демократической, в социалистическую.
          Однако машина, так великолепно отлаженная, как казалось, забуксовала на месте. Массированная критика со всех сторон вызвала растерянность у многих большевиков. На корабле поднялся ропот. Сподвижники заговорили о нехватке условий для революции в России, начали вспоминать о том, что писали на этот счет Маркс и Энгельс. В срочном порядке Ленин приступил к латанию образовавшихся пробоин, т.е. к дальнейшему "развитию" марксизма. Вдохновляя сторонников, он усиливает прежние выводы, говорящие о том, что российский капитализм уже подготовил почву для перехода к социализму, и вводит в оборот целую обойму новых дефиниций, призванных поразить воображение своих последователей и создать компенсационный фактор, сглаживающий до какой-то степени отсутствие объективных условий для социалистического переворота.
          ПЕРВОЕ. Выдвинул на первый план опыт первой российской революции, чтобы придать большую убедительность новационным подходам к учению Маркса и Энгельса. В этих целях сформулировал ряд тезисов, сразу и надолго занявших центральное место сначала в большевистской пропаганде, а потом перекочевавших в советскую историографию, которая возвела их в ранг методологических установок, тем самым исключив под страхом кары малейшее отступление от них.
          В предисловии ко второму изданию "Развития капитализма в России" (1907 г.) Ленин заявил, что открытые политические выступления всех классов в революции сразу обнаружили:
          - руководящую роль пролетариата,
          - сила пролетариата "в историческом движении неизмеримо более, чем его доля в общей массе населения";
          - двойственное положение и двойственную роль крестьянства. С одной стороны, революционность крестьянства (из-за остатков барщинного хозяйства, всевозможных пережитков крепостного права при невиданном обнищании и разорения крестьянской бедноты), с другой - внутренне противоречивое классовое строение крестьянства, антагонизм хозяйских и пролетарских тенденций внутри него, неизбежность колебания обнищавшего хозяйчика между контрреволюционной буржуазией и революционным пролетариатом.
          Революция - буржуазная. Но, контратаковал Ленин, правая социал-демократия во главе с Плехановым, объясняя ее характер посредством логического развития общей истины, опошляет марксизм и сплошь насмехается над диалектическим материализмом [29].
          ВТОРОЕ. Сокрушительное поражение в революции утвердило Ленина в мысли о том, что победа большевиков теперь целиком зависит от вооруженной борьбы, самой жестокой, бескомпромиссной, всеобщей. Прежде всего гражданской, к которой он относил и восстание, партизанскую войну, широкий террор, баррикадные бои. Марксизм, разъяснял он в статье "Партизанская война" (1906 г.), признает всякие формы борьбы, если они ведут к социализму. Марксист, подчеркивалось в статье, не может осуждать гражданскую или партизанскую войну [30]. Пренебрежительное отношение теоретика или публициста социал-демократии к анархизму, бланкизму, терроризму, заученное в ранней молодости, вызывает лишь обиду "за унижение самой революционной в мире доктрины" [31].
          ТРЕТЬЕ. Заявив в начале февраля 1915 г., что при империализме "созрели уже объективные условия крушения капитализма" [32], в мае-июне Ленин уточняет: однако революция происходит лишь при наличии революционной ситуации. И формулирует три ее главные признака: 1) Господствующие классы уже не могут сохранять свое господство в неизменном виде. "Кризисы" верхов и их политики создает трещины, через которые прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов. "Для наступления революции обычно недостаточно, чтобы "низы не хотели", а требуется еще, чтобы "верхи не могли" жить по-старому" 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов. 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в "мирную" эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими "верхами", к самостоятельному историческому выступлению" [33]. Но, добавлял Ленин, революционная ситуация "сработает", если к указанным объективным переменам присоединится субъективная - "способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое никогда, даже в эпоху кризисов, не "упадет", если его не "уронят" [34].
          Таковы, уверял Ленин, всеми признанные марксистские взгляды на революцию. Однако в 1920 г. уже сам усомнился в них. И в известной своей работе "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" опустил второй признак революционной ситуации [35]. Видимо, осознав, наконец, что представление социалистической революции в качестве производного от нищеты - слишком наглядный отход от марксизма, что философия нищеты не добавляет ей сторонников.
          ЧЕТВЕРТОЕ. Новации лились как из рога изобилия. Ленин пребывал в состоянии творческого угара. Развернувшаяся мировая война подогревала надежды, подхлестывала фанатическую веру в утопию. Ради их реализации он призвал к борьбе за поражение в войне собственного правительства и превращение войны империалистической в войну гражданскую, поскольку это обеспечит победу социалистической революции в России.
          Но так как это вступало в противоречие с учением Маркса и Энгельса, считавшим возможным ее свершение лишь при условии, если она начнется более или менее одновременно в странах с наивысшим уровнем развития капитализма, переставшего обеспечивать дальнейший рост производительных сил, и вызывало смятение в душах ортодоксов марксизма, Ленин, внося умиротворение в умы последних, делает новое открытие. Уже в августе 1915 г. он заявил (статья "О лозунге Соединенные Штаты Европы"):
          "Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране" [36].
          Новации Ленина строились на абсолютизации исключительно вооруженных методов свершения социалистической революции. Хотя уже тогда среди социалистов получили широкое хождение, обретая популярность, суждения противоположного свойства. В частности, крупного ученого и виднейшего идеолога I Интернационала Р. Гильфердинга, считавшего, что стремительно формирующийся всеобщий экономический картель в своем дальнейшем развитии изменит природу капитализма. А это, следовательно, сгладит пока еще присущие ему острые антагонистические противоречия и обеспечит более или менее безболезненный переход к социализму. Не в результате разрушительной революции, а постепенно, эволюционно [37]. В 1915 г. обрел известность вывод молодого большевика Н. И. Бухарина, слывшего уже теоретиком среди своих соратников о том, что явственно обозначавшаяся тенденция к интернационализации экономики в конечном итоге предельно минимизирует конкуренцию в отдельных "национальных хозяйствах" [38] и потому смягчит антагонизмы.
          Но особенно большой резонанс имели теоретические исследования германского социал-демократа, виднейшего западного марксиста и лидера П Интернационала К. Каутского. Уже в ходе первой мировой войны, как раз в пору бурной теоретической деятельности Ленина, он выдвинул свою смелую прогностическую теорию ультраимпериализма, в известной степени не утратившей научной значимости до сего времени. Суть ее в самом сжатом виде состоит в следующем. Объективный анализ экономики показывал, что капитализм вступает в новую фазу. Исследователь назвал ее ультраимпериализмом, понимая под ним союз империалистических государств. Трансформируясь, они переносят политику национальных картелей, заинтересованных в развитии взаимовыгодного хозяйственного сотрудничества на свою внешнюю политику . В результате на смену борьбе национальных финансовых капиталов между собой придет интернационально объединенный финансовый капитал, который обретет способность общей эксплуатации мира. С точки зрения перспектив грядущего социализма именно ультраимпериализм, создающий прогрессивное развитие в пределах капиталистического строя, таким образом проложит путь к нему и позволит пролетариату осуществить свою конечную цель [39]. Р. Люксембург, близкая соратница К. Каутского, в книге "Накопления капитала" тогда же выдвинула "теорию реализации", показывавшую решающую роль объективных факторов в переходе к социализму.
          Ленин расценил такого рода теоретические положения, выдвинутые виднейшими социалистами Запада, как ревизионистские, фальсифицирующие марксизм. Поскольку, с его точки зрения, они притупляли и затушевывали антагонистические противоречия капитализма, преувеличивали значение материальных предпосылок социализма и недооценивали объективные политические, игнорировали соотношение и расстановку классовых сил, делали ставку на автоматический крах капитализма и исключали субъективные факторы, предопределяющие подготовку и свершение социалистической революции, использование объективных условий.
          Демонстрируя гигантскую работоспособность, Ленин, в обоснование выдвинутых им новых "законов" свершения революции и разоблачение взглядов "оппортунистов всех мастей", в кратчайший срок первой половины 1916 г. выдал на гора одно из крупнейших своих сочинений "Империализм, как высшая стадия капитализма". Включив в оборот огромный корпус фактических материалов, он блестяще препарировал их и снова продемонстрировал перед лицом непосвященных в тайну магических возможностей статистики. При почти внешней безукоризненности, он доказывал, что империализм, став монополистической стадией капитализма, обрел черты паразитизма и загнивания, особенно в "самых сильных капиталом стран (Англия)", и превратился в "переходный или, вернее, умирающий капитализм". Его "частнохозяйственные и частнособственнические отношения составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию" и которая, как бы долго не гнила, все равно "неизбежно будет устранена" [40].
          Но время со всей неумолимостью высветило упрощенческо-примитивный характер этих пророчеств, что целиком освобождает от необходимости показа их однобокости, тенденциозности и предвзятости. Однако тогда среди источавших нетерпение и горевших жаждой насильственного слома существовавшего строя они получили горячую поддержку. Вдохновляемый энтузиазмом своих последователей, Ленин уже в сентябре 1916 г. уточняет свое открытие: при товарном капиталистическом производстве, развивающемся "в высшей степени неравномерно", "социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах…" [41].
          Открыв перед Россией зеленый светофор, Ленин сразу же после Февральской буржуазной революции призвал к борьбе за ее перерастание в социалистическую. VI съезд РСДРП(б) (конец июля -начало августа 1917 г.) поднял знамя вооруженного восстания. Тогда же, 10-14 сентября, Ленин, развеивая сомнения, писал ("Грозящая катастрофа и как с ней бороться"): "… социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия" - "полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет". И подчеркивал: "Идти вперед, в России XX века, завоевавшей республику и демократизм революционным путем, нельзя, не идя к социализму, не делая шагов к нему…". Империалистическая война своими ужасами подвела к "пролетарскому восстанию", которое создаст социализм, уже подготовленный экономически. Другой взгляд, говорящий "мы не созрели для социализма, рано "вводить социализм, наша революция буржуазная", "есть реакционная защита отсталого капитализма, защита, наряженная по-струвистски" [42].
          Наводя тень на плетень, Ленин, однако, понимал, что Россия, если исходить из марксизма, к социализму еще не готова. Но он полагал, что отсутствие объективных предпосылок с лихвой компенсируется субъективным фактором, в первую очередь - силой. Именно потому он связывал дальнейший ход событий с вооруженным восстанием, означающим Переворот, который откроет собой социалистическую революцию в России и которая, в свою очередь, станет началом мировой пролетарской революции. Последняя, победив в развитых капиталистических странах, поможет российским пролетариям и крестьянской бедноте преодолеть экономическую отсталость России и вывести ее в число передовых стран.
          А пока этого не произойдет, придется опираться на вооруженные методы борьбы. Уже в сентябре Ленин начинает настойчиво напоминать, что "великие буржуазные революционеры Франции, 125 лет тому назад, сделали свою революцию великой посредством террора против всех угнетателей, и помещиков и капиталистов" [43]. Тогда же, работая над "Государством и революция", он снова и снова акцентирует внимание на тезисах о насилии как повивальной бабке "всякого старого общества, когда оно беременно новым", когда оно становится "орудием, посредством которого общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы". Переделывая марксизм по собственной колодке, он подчеркивал, что "этот панегирик (насилию. - А. К.) отнюдь не "увлечение", отнюдь не декламация, не политическая выходка", что такой взгляд "на насильственную революцию лежит в основе всего учения Маркса и Энгельса" [44].

Окончание в следующем номере

Примечания:

20.	Маркс К., Энгельс Ф. Соч. // Т. 8. - С. 585.
21.	Там же. - С.64-66.
22.	Там же. // Т.9.-С.229.230.
23.	Там же.//Т. 10. - С. 122, 123.
24.	Там же.//Т.13.-С.б-8.
25.	Плеханов Г В //Ук соч. - С. 10,11
26.	Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. (Из 1 главы "Немецкой идеологии").// К. Маркс, Ф. Энгельс. О социалистической революции. // М. Политиздат. -1974. - С.50.
27.	Там же. - С.555. Прим. 22.
28.	Там же. - С.48.
29.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.// Т.3. - С. 13, 14.
30.	Там же. // Т.14.-С.8.
31.	Там же. - С.9.
32.	Там же. - С.218. Подчеркнут курсив В. И. Ленина. - А. К.
33.	Там же. - С.218. Подчеркнут курсив В. И. Ленина. - А. К.
34.	Там же. - С.219. Подчеркнут курсив В. И. Ленина. - А. К.
35.	Там же.// Т.41.-С.69,70.
36.	Там же. // Т.26. - С.354.
37.	Гильфердинг Р. Финансовый капитал.//М. 1959. - С.312.
38.	Бухарин Н. И. Мировое хозяйство и империализму/Коммунист. 1915. №1-2. С.40,46,47.
39.	Каутский К. Национальное государство, империалистическое государство и союз государств.//М. 1917. - С.87.
40.	Ленин В. И. Полн. собр. соч.//Т.27. - С.420-425.
41.	Там же. // Т.ЗО. - С. 133. Подчеркнут курсив В. И. Ленина. - А. К.
42.	Там же.//Т.34. - С. 190 - 193. Подчеркнут курсив В.И. Ленина. - А. К.
43.	Там же. - С. 190. Подчеркнут курсив В. И. Ленина. - А.К.
44.	Там же.//Т.ЗЗ.-С.20,22.