дно время у нас был сосед, каждый год в мае праздновавший свое спасение во время войны. Их было четверо в горящем подбитом бомбардировщике. В живых чудом остался он один. Бог спас. Молился, и он спас! С тех пор он верит в бога и отмечает день спасения вместо календарного дня рождения. Этот день у него День Бога.
          Я бы тоже мог вот так просто поверить в Бога. И все (абсолютно!), кто пережил вторую мировую, могли бы. Потому что когда смерть кажется неминуемой, не молиться невозможно. В войну дети поголовно и многие взрослые носили на шее мешочки с зашитыми в них написанными на листках бумаги молитвами, будто бы предохраняющими от огня, воды, пули, бомбы, злого супостата. Назывались такие мешочки ладанками. И вот какая штука напрашивается. Когда видишь, что пришла твоя последняя минута и не молить о пощаде нельзя, почему бог не спас товарищей моего соседа, почему дал погибнуть еще двадцати миллионам, умолявшим о пощаде? Я сказал об этом соседу. "Ведь они молились! Те трое, вместе с которыми ты падал, тоже все молились, иначе быть не могло." Он и на секунду не озаботился: "Ну, значит, такая у них судьба".
          В год смерти Брежнева я увидел все главные достопримечательности Золотого Кольца России. Побывал и в Загорске, в монастырском комплексе, главном православном центре страны. Неприятие было стопроцентным: все увиденное было здесь реанимировано только ради показухи, для туристов, особенно иностранных. Убожество наше было видно как тело сквозь дырявые одежды на каждом шагу. Особенно горько было смотреть на молящихся старушек в белых платочках. "Господи, прости меня грешную! Господи, прости и помилуй…" - слышалось со всех сторон, ничего кроме этого понять в церкви я не смог. И это меня чуть ли не взбесило. Бедные бабушки, да за что же вас прощать? Кто придумал, будто вы перед кем-то виноваты? Вас, объявив равными с мужчинами, заставили работать практически по две смены в сутки. А чего вам стоила война. В тылу, не говоря уж о жизни в оккупации, ради своих детей вам приходилось выбиваться из последних сил ничуть не меньше, чем солдатам на фронтах. На фронтах, правда, гибли, но прокормить малых детей в тылу - на это требовались такие силы, что ни один герой мужского пола не выдержал бы. И за свои муки что вы поимели? Ничего! Солдаты получили много лет спустя кой-какие льготы, вы, бывшие молодые матери - ничего. Самой позорной из привилегий, которыми наделили ветеранов, было право не стоять в бесчисленных советских очередях за хлебом, молоком, к врачу - да где у нас не выстраивались очереди? Старушки покорно ждут, а рыцари избавлены благодарными правителями от мелочных переживаний, важно следуют вперед.
          Однако тоска по богу, думаю, есть в каждом человеке. Ладно, думалось, в бога, будучи в трезвом уме и доброй памяти, поверить трудно, но и совсем отвергнуть невозможно. Ведь если б он был, было бы замечательно. Жизнь отдельного человека коротка. Но если существует бессмертный сущий Бог - все, что мы любим, будет повторяться вечно. Знать, что зимы, весны, лето, осень, любовь, ненависть (да-да, плохое тоже!) будут, будут, будут… - это ли не утешение смертному. Но и такое бессмертие невозможно, поскольку все находится в непрерывном движении, следовательно, непрерывно меняется. Всевидящего, Всезнающего, Всемогущего нет! Мы сами себе хозяева и, как говорил Бекон, важно не во что ты веришь, а что знаешь… и, добавлю от себя, умеешь.
          Когда началась перестройка, в СССР понаехало много разных религиозных делегаций. От одной мне досталась книжечка, которая пришлась, что называется, впору. Да, много веков разные мудрецы пытались доказать бытие божье, но дело это бесполезное, говорилось в книге. Слово Иисуса, Слово с большой буквы - вот что достойно веры, почитания, развития, распространения. Слово деятельное, проникнутое пониманием человеческих нужд и чаяний, по которому выросла самая развитая в мире европейская цивилизация - оно и только оно достойно веры. И это Слово - Иисус Христос, который есть Слово и только Слово, Слово на века.
          Снова я тогда, в марте 91-го, побывал в Загорске и целых пять дней ходил на монастырский двор, пытаясь хоть что-то понять в православии. И вновь почти полное неприятие. Да, церковное благолепие, невнятное бормотанье священника, вой дьякона, голоса хора и молящихся приподымают и уносят далеко-далеко назад, когда люди были малоискусными, малоискушенными. Но Слово - где же Слово? Слова я не услышал.
          Церкви ныне растут почти с такой же скоростью, как бензозаправочные станции. Отчего бы это? Выгодно вкладывать деньги. Почему выгодно? Потому что церкви даны льготы, приносящие выгоду. Кому же попадает выгода? Тем, кто у пирога и есть деньги. Выгода даже двойная - у кого есть деньги, еще больше их делается, а нищий народ может бесплатно молиться о продлении здоровья и хорошей жизни.
          Метрах в ста пятидесяти от моего дома построился маленький пузатенький человек. То было время цыганского процветания. Если где-то строится огромный (по нашим меркам) дом из итальянского кирпича - это цыганский (с тех пор как объявили свободу торговли, они припухли - время красных директоров, страстных приватизаторов наступило). И про пузатенького думали, что это цыган из спекулянтов черной икрой, или мебелью, или фальшивым медом или еще чем. Оказалось - попик, отец Виктор. Да откуда ж у него деньги взялись построить трехэтажную с подвалом домину, занявшую почти весь участок в четыре с лишним сотки? А вот взялись откуда-то… Таков один-единственный факт.
          Однако в одних ли деньгах дело... Работают ли как надо эти новые или старые восстановленные церкви, несут ли в народ то самое Слово, которое было "в начале", по которому сотворился мир? И которое было потом, для детей мира: Иисус - это ведь Слово и только Слово, ничего более?.. Нет, не работают, не несут.
          Нынешняя церковь очень похожа на нынешнюю зюгановскую компартию. Близнецы, живущие на проценты с нажитого в прошлом капитала. И сами священнодеятели очень похожи: безликость во всем - дюжие, глаза ничего не выражают, речи - одни общие места, внимание слушателя мгновенно отключается; даже старый папа римский, даже в переводе - в десять раз живее обоих вместе взятых.
          И понял я, в конце концов, о чем просили и продолжают просить бога старушки в платочках. Не о прощении грехов. Откуда у них могут быть грехи, они и рады были бы, да всю жизнь за работой в гору глянуть некогда было. Об избавлении от несчастий, всю жизнь валившихся на них и продолжающих валиться на детей и внуков просят они. Прожитое было в основном - наказание. За что? Неважно. Но прости, господи, и, наконец, помилуй!
          Такая вера. Крестят детей, венчаются, на тот свет уходят под маловразумительное мычанье. Это ведь еще и модно, очень поощряется властью, сами начальники крестятся, смиренные. Молитвы за этими крестами не чувствуется. Старушечьи просьбы об избавлении от этой жизни - еще чего! - не подходят. Свою пока не придумали.