ыступление хора Московского патриархата "Древнерусский распев" под управлением регента Анатолия Гринденко, открывшее фестиваль, на мой взгляд, стало его главным событием. Песнопения Русской Православной Церкви ХVI-ХХ веков, исполненные хором - огромная область духовной музыки, сравнительно мало известная слушателю. Вобрав в себя влияния как Запада, так и Востока, эти песнопения обладают совершенно особым колоритом и редкой красотой.
          ...Движения Анатолия Гринденко скупы настолько, что почти незаметны. Так же скупы и точны его краткие комментарии к исполняемой музыке. Десять певчих в черных рясах подчеркнуто неартистичны. Они предельно углублены в себя и не видят публики. И полное отсутствие любования собственным голосом, в той или иной степени присущее практически любому вокалисту. Это специфика полученного образования и профессии: певчие, привыкшие петь в храме, обращаются непосредственно к Богу. Звучание каждого отдельного голоса полностью растворено в ровном звучании хора. Но эта почти инструментальная ровность сочетается с высокой эмоциональностью - естественно, строй эмоций здесь совершенно особый.
          Исключительное профессиональное мастерство "Древнерусского распева" поставило всех остальных участников фестиваля в невыгодное положение: соответствовать уровню первого концерта оказалось нелегко. Наибольшим контрастом прозвучало выступление американского квартета университета Бригема Янга. Другой мир, другая психология другое искусство…
          Собственно, американская религиозность в целом, в отличие от русской, не предполагает отречения от мира материального и глубокого погружения в мир духовный. Вероятно, поэтому американская духовная музыка, показанная квартетом, так близка традициям бытового музицирования. Но, быть может, поэтому же она так однообразна и - прошу прощения! - малоинтересна. Фамилии композиторов меняются, а звучание все то же - мягкое, расплывчато-благозвучное.
          Слушая американцев, я с большим удивлением обнаружила в себе неха-рактерный патриотизм: это оказалось настолько ниже среднего российского уровня! Точнее, в квартете имеется один хороший голос (Линдзи Робисон), один - вполне приличного профессионального уровня (профессор вокала Клейн Робисон), один - весьма средний (Брайн Стукки) и один - ниже всякой критики (Вивьен Робисон). Но дело даже не только в том, что в квартете желательно наличие четырех хороших голосов. Главное то, что квартет, то есть ансамбль, здесь попросту отсутствует! Четыре человека, стоящие на сцене, с непоколебимым американским простодушием исполняют свои партии - каждый в меру своих возможностей - и, похоже, и не делают попыток свести четыре партии в нечто целое. Квартет семейный - и уровень музыки вполне домашний. Более того. Тенор Брайн Стукки по совместительству играет на виолончели. Мало-мальски приличный преподаватель ростовской музыкальной школы выгнал бы его с урока за фальшь, на которую он сам особого внимания не обращает (когда музыкант сфальшивил по случайной оплошности, это всегда видно по его лицу). Сопрано Линдзи Робисон совершенно по-любительски наигрывает на гобое - то же может делать и любой российский вокалист. Разница в том, что нашему соотечественнику не придет в голову обнародовать свои упражнения на сцене международного фестиваля.
          Возможно, суть не только в разнице мировоззрений, но и в разнице систем образования. Те, кто имел возможность познакомиться с американской системой школьного образования, обычно отмечают ее свободу и уважение к личности ребенка, но одновременно - относительно малую результативность. Попросту говоря, в советской музыкальной школе ребенка заставляли играть гаммы и этюды по два часа в день. Никакой свободы личности, но технику без этого вряд ли выработаешь. Кстати, сейчас наши музыкальные школы резко изменились. Преподаватели, чтобы не лишиться последних учеников, вынуждены идти навстречу их вкусам и желаниям. Школа дала явный крен в сторону любительского музицирования. Для большинства учащихся это, вероятно, к лучшему, но, думаю, уровень профессионалов к тому времени, когда подрастут нынешние дети, сильно упадет.
          Впрочем, когда слушаешь хор лицея при Ростовской консерватории, подобные мысли в голову не приходят. Его руководитель - доцент консервато-рии Сергей Тараканов - настолько увлеченный музыкант и высокий профессионал, что дети у него исполняют технически сложные произведения легко и естественно. Так же, как и его взрослые подопечные, участники Донской хоровой капеллы "Анастасия". Это я о втором концерте фестиваля, где встретились сразу несколько ростовских коллективов. Кроме уже названных, выступали хор и симфонический оркестр консерватории (хормейстер - заслуженный деятель искусств России, профессор консерватории Юрий Васильев, дирижер - доцент консерватории Александр Гончаров), исполнившие кантату Танеева "Иоанн Дамаскин". Студенты, исполнившие также "Немецкий реквием" Брамса на заключительном концерте фестиваля, выглядели совсем неплохо; отдельные казусы, имевшие место в оркестре, не выходили за пределы того, что иной раз позволяют себе опытные музыканты из филармонического оркестра. В хоре Старочеркасского монастыря (руководитель Сергей Пивоваров) мелькало на удивление много знакомых светских лиц. Некоторые из них перед выступлением едва успели сменить концертные костюмы капеллы "Анастасия" с галстуком-бабочкой на черные рясы. Профессионализм этих музыкантов - вне всякого сомнения, но общая достоверность впечатления падает…
          Итак, мы лишний раз имели возможность убедиться, что наше возвраще-ние в лоно христианства состоялось. В этой связи весьма характерно выглядит записка, полученная гостем фестиваля диаконом Андреем (Кураевым) во время его выступления: "Как Вы относитесь к тому, что наши дети, которых мы воспитываем в православной вере, в музыкальной школе учат музыку католика Баха и масона Моцарта?" Брови отца Андрея удивленно поползли вверх: "Простите, но Бах - лютеранин". По его словам, в странах, где христианская традиция не была нарушена, как в России, подобным вопросом давно никто не задается.
          Мне почему-то кажется, что автор записки лет пятнадцать тому назад был правоверным комсомольцем и осуждал Баха с позиций воинствующего атеизма. А сейчас, став не менее правоверным христианином, сохранил свою комсомольскую нетерпимость. Вот только выяснить настоящее вероисповедание немецкого гения не удосужился ни тогда, ни сейчас…