орок лет играя Отелло, Владимир Тхапсаев оставался большим ребенком, не осознававшим собственного значения
          В шестидесятом, по приезде в Осетию, в театр русской драмы, я с нетерпением ожидал открытия сезона в национальном театре - он начинался позже. Я давно, как и все в мире, был наслышан о гениальном осетинском Отелло - Тхапсаеве, а теперь увижу его сам!
          Мне повезло на добрые отношения с замечательным артистом, моим тезкой Владимиром Бондаренко, бывшим артистом ростовского армейского театра. Он был значительно старше, удостоен звания, но разница не ощущалась.
          Как только на афише появилась великая трагедия, я умолил Бондаренко отправиться вместе на спектакль...
          Явление Тхапсаева в роли мавра было поистине грандиозным. Он заполнял собой пространство и сцены, и зала, и мое собственное душевное пространство, до предела взвинченное, - даже когда отсутствовал среди действующих лиц. Потрясение оказалось столь велико, что ночь вышла бессонной, о чем я ничуть не сожалел...
          Слава об Отелло Тхапсаева давно перешагнула пределы страны. Шекспировский мемориальный театр в Англии настойчиво приглашал его на гастроли. Отчего поездка так и не состоялась, неизвестно. В 1955 году Сергей Юткевич, готовясь к съемкам фильма, пригласил на пробы вместе с С.Бондарчуком и Тхапсаева. Но тот отказался:
          - Рано. Я еще первый акт по-русски не освоил.
          Я об этом узнал, естественно, позже, и причина отказа показалась странной - он прекрасно говорил по-русски, даже не с акцентом, а так - с легкой, едва уловимой мелодикой речевой. Его партнеры по этой работе, как и по Макбету, Лиру, по множеству мощно сыгранных осетинских героев, коллеги из других театров, критики, познакомившись и пообщавшись с Владимиром Васильевичем, сходились в том, что сказанное кем-то про него: "Большой ребенок, не понимающий в полной мере собственного значения", - абсолютно верно.
          Дома актера в Орджоникидзе не было - по понедельникам под театральные события отдавали Дом офицеров. И на первом же из них - как раз после нашего похода на "Отелло" - появился он. Я шепнул Бондаренко об этом, а приятель вдруг - на расстоянии - приглашает Тхапсаева:
          - Володя! Приобщайся!
          Так запросто? И Тхапсаев - уже рядом. Рукопожатие с Бондаренко, тот - жестом в мою сторону:
          - Вот еще твой почитатель - наш новый актер, Володя Таршис.
          Тхапсаев протянул руку:
          - Тоже Володя? Тезки!
          Бог ты мой! Он не утихает во мне все эти дни, и - на тебе, так просто: "тоже - Володя".
          ...В двадцать три года, оставив рабочую профессию, пришел он в студию русского театра. Спустя два года, с 1935-го - в единственном на всю жизнь Северо-Осетинском музыкально-драматическом. А еще через пять сыграл свою главную роль, которая оставалась в репертуаре сорокалетие - до самой кончины.
          В том, шестидесятом, к пятидесятилетию Тхапсаева, на следующий день после сообщения ТАСС о присвоении ему звания народного артиста СССР, в афише свершили замену: вновь шел, конечно, "Отелло". Зал переполнен. Овация. Он вышел к рампе после финальных поклонов, высоко поднимая ладони к залу, просил утихнуть. Цели достиг не сразу. И обведя, будто лаская, плавным и широким жестом зал, пригласил всех пожаловать к нему в дом, прямо сейчас. И - снова овация.
          К двухэтажному красавцу-особняку, поделенному поровну семьями Тхапсаева и прокурора республики, пришли, что естественно для любого кавказского народа, лишь получившие индивидуальные приглашения. В просторном дворе накрыты ряды столов. Пошел дождик. Джигиты - в театр и назад, вмиг отделили небеса от народа - откуда и зачем оказалось на складе такое количество брезента?.. И пока шел дождь - а он там, меж гор, долгий - не кончался и праздник. А дождь не кончался до следующего понедельника.
          На торжестве была вся труппа. Кто-то по занятости в спектакле следующего дня исчезал, другой - отсутствовавший - появлялся. Пьяных не было, были веселые, добросердечные люди, влюбленные в юбиляра, и молодые, и старые. Время от времени появлялся с телеграммами Казбек - восьмидесятилетний джигит, единственный гражданин Осетии, которому было дозволено открыто носить на поясе всамделишный кинжал. Надолго он не задерживался, считая свое почтовое дело самым важным.
          Из актерского состава отсутствовал лишь К. У них с Тхапсаевым были сложные отношения: К. терпеть не мог его, потому как Тхапсаев терпеть не мог даже легкий дух алкоголя на сцене, а от К. этот дух исходил почти постоянно. Когда "Мосфильм" приступил к съемкам "Сына Иристона" с Тхапсаевым в роли великого соотечественника поэта и просветителя Коста Хетагурова, вдруг рядом с режиссером объявился К. Узнав, что тот будет сниматься в роли непризнанного художника, Тхапсаев тихо восстал: надо найти другого. Режиссер уловил серьезность мотива, но все же попытался отстоять кандидатуру.
          - Нужен как раз такой - изможденный, длинный, худой...
          - Сколько угодно - почти все осетины именно такие!
          - Да ведь и роль-то маленькая...
          - Маленькой ролью тоже можно угробить большой фильм...
          Как-то этот К., играя дожа в "Отелло" - арака попутала! - подзабыл текст в главном монологе. Тхапсаеву не очень мешали "затыры" в речи партнера, настолько глубоко он погружался в мир образа. Но вот дож напрочь запамятовал, как называется пункт назначения, куда должен следовать генерал. После некоторого замешательства К. вдруг нашел "выход": вместо "Венеция" поднял больной палец и, совершенно сломав стих, заявил: "Вот в такое место поедешь, Отелло!" Тхапсаев вскинулся, вышвырнул партнера со сцены, не возбудив в публике сомнений в правильности поступка. Рассказывали о разных финалах конфликта. Но во всех историях К. фигурировал с кинжалом...
          После вечера Тхапсаева в Центральном Доме актера ВТО Ю.А.Завадский пригласил его сыграть несколько спектаклей в его театре - имени Моссовета. Всех удивило, что на этот раз приглашение было безоговорочно и без раздумий принято, да еще несмотря на то, что в роли Отелло сверкал на той сцене Н.Д.Мордвинов.
          Успех нескольких вечеров подряд превзошел все ожидания. Триумф! Даже перекупщики билетов просчитались - спрос превысил их запасы. Возвратившись, Тхапсаев отказался дома от помпезного "мероприятия-отчета", в частных же беседах рассказывал - с восторженным и слегка наивным удивлением, - как его замечательно встречали в столице.
          - Всюду! Все! Отлично! Один Мордвинов - не совсем отлично...
          В середине пятидесятых в Вахтанговском училище был набран актерский курс целиком из осетинской молодежи. В Москве дочь Тхапсаева вышла замуж за сокурсника, и молодожены сразу же поставили в известность о том родителей. Не по правилам - не испросив заранее их согласия. Тень непонимания этого поступка и, вероятно, обида омрачали жизнь отца, как говорили, длительное время. Однажды это выразилось таким образом. Зайдя на репетицию национальной пьесы, он присел рядом с постановщиком, который попозже спросил о впечатлении. Тхапсаев был удовлетворен, только... "Что?" - "Чем там, Маирбек, занимается у тебя вот тот?" - "Который?" - "Длинный, черный..." - "Какой?" (Все длинные, черные). - "С края..." - "С какого края?" -"Ну вот тот! Наш... зя-я-ть..."
          На обсуждение итогов сезона в русском театре пригласили и Владимировича Васильевича. Он чуть запоздал, думали - вовсе не придет, начали без него. Пришел. И сел деликатно, в ложе. Просят высказаться - отнекивается. Предлагают поделиться впечатлениями - снова мягкий отказ. Очередь дошла до обсуждения актера Н. Один "клюнул" его за "Иркутскую историю". Другой врезал. Третий добавил. Вот такой попался нелюбимчик - уж очень заносчивый, колючий. Вроде начался массовый разнос - сбегать надо из театра. Тхапсаев попросил слова:
          - Я того же мнения - выгнать бы его после "Иркутской истории" ...
          Тут уж зашелестело почти коллективное поддакивание. А Тхапсаев продолжил:
          - Я его еще видел в "Острове Афродиты" (опять ропот в зале), погодите, друзья... За "Афродиту" - наградить надо артиста!
          И сел. Неожиданная точка поставлена и в обсуждении, и в судьбе коллеги. Какая концентрация формулировки в оценке младшего собрата, и какой вовремя брошенный спасательный круг!
          ...Дважды приезжал Владимир Васильевич в Ростов, в Дом актера. Первый раз с фрагментами из "Отелло". О том и рассказал мне в Москве при случайной встрече. На вопрос, как его принимали в Ростове, отвечал: "Замечательно! Отлично!" Я позволил себе пошутить:
          - Как в Москве или... похуже?
          - Ах-ха-ха! - засверкал он белизной зубов.- Лучше, гораздо лучше! Все до одного! Ведь в Ростове "Отелло" не идет…
          О втором приезде в Тхапсаева в Ростов рассказывал режиссер Владимир Александрович Молчанов. Сидели они за чайным, и не только чайным, столом в ВТО рядышком (по инициативе Тхапсаева - как же, тезки!) И гость пригласил коллегу в Осетию, показать родину во всей красе, не по туристским маршрутам. Тут в связи с чем-то В.А.Молчанов упомянул о Северной Осетии. Тхапсаев помрачнел, помолчал.
          - Северная... Южная... Была Осетия сотни лет Осетией - и все тут... От новой границы кому стало веселей? Здесь был, конечно, какой-то умысел. Но какой - никто у нас понять не может... Приезжай! Покажу обе!