то может быть милее и очаровательнее, чем встреча двух приятельниц! Они как две изящные курочки , подлетели друг к другу и запричитали: "Как ты прекрасно выглядишь!" "Да нет же, это ты, ослепительна!" Их похвалы друг другу фонтанировали безостановочно, как только что открытый нефтяной источник! Они трогательно ощупывали друг друга, доверчиво заглядывали в глаза и неутомимо объяснялись в любви. Радостные возгласы и душетрепещущие события выплескивались поочередно от одной к другой, как дешевое вино из переполненного стакана! И все было бы прошло трогательно и благополучно, если бы… одна не зажала в своих прохладно потных ладошках другие, не менее влажные и липкие пальчики! Ситуация накалилась, как в горячей точке! Нервозность одной от нарушенного индивидуального поля, как ток по проводам, перебегала к другой! Но неуместная скромность первой не позволяла вырвать руку из цепких когтей второй! А учтивая тактичность второй не позволяла так быстро выпустить руку первой. Лицо стала кривить нервная улыбка! В голове стали путаться мысли, хотелось поскорей прервать бессмысленный разговор и пуститься вприпрыжку дальше по улице! Но не так-то легко вырваться из пасти пираньи. Как будто в капкан попала твоя лапа, хотелось отгрызть ее зубами, лишь бы поскорей очутиться на свободе! Нарастало нестерпимое желание топнуть ногой и вырвать взмокшую руку из задеревеневших конечностей другой, хотелось ссоры, лишь бы мерзкая сырая рука разжалась! Минуты стали казаться годами! Приятные лица приняли дурное очертание и перекосились в бестолковом недоразумении. Когда, наконец, они отцепились друг от друга, каждая вздохнула с таким желанным облегчением, что лица их снова приобрели нежные силуэты.
          "Господи!" - подумала каждая про себя! Хоть бы нам больше никогда не встретиться!"

На уроке

          Наше учреждение было небольшим. Публика все больше была разночинная, разношерстная и несобранная. И самым показательным было то, что, все играли на своих любимых инструментах, причем каждый дудел для самого себя. Вот Самсон на тромбоне, вот Лисса на тарелках, вот Найда на флейте, Десин на фаготе и я - на ложках. И все время был один и тот же репертуар: приходила она, наш дирижер, преподаватель по английскому языку, и разыгрывала одни и те же пьесы. И все мы пыжылись, пыхтели, сопели, краснели, бледнели, розовели, потели, кряхтели и - всё напрасно! И она тоже трудилась, старалась, упиралась, спотыкалась, бодалась и не отступалась. Но гармонии не получалось никогда. Наши распевки и розыгрыши приводили лишь к переутомлению, раздражению и недовольству друг другом. Каждый желал быть сам себе и композитором, и музыкантом, и дирижером. И все хмурились, злились, оскорблялись, важничали, но никто не хотел уступать!
          Было пасмурно: небо капризничало и хныкало, как избалованная женщина, выдавливая из своей плоти колючие капли дождя. И мы, подобно серому небу, так же усердно выжимали из себя скучные и нудные звуки.
          Тусклое небо, сероватые стены, грязноватый свет, одни и те же инструменты, одни и те же аккорды, одна и та же песня, один и тот же дирижер... Страшно вспомнить: ведь это и была наша жизнь!

Народное питание

          Человек, есть то, что он ест! - вспомнила я, когда созерцала полдник младого племени! Да, если бы еда была бы качественней, то и люди были бы добрее! - показалось мне. Если бы кишечник был чище, были бы чище мысли! - не унималось где-то у меня внутри!
          А наше меню как всегда было традиционно-неизменным: пиво "Дон-Батюшка", "Джин-Тоник" и пресловутые, ничем не заменимые хрустящие семечки. Что бы делала Россия без экстравагантного кулечка с лакомством для грызунов? Если бы не они, мы бы уже давно с голоду померли. Но, слава богу, мир не без добрых людей: тщательно укутанных, старательно обмотанных и чинно-упакованных, которые, как часовые на посту, усердно приторговывают "народным питанием". Птенцы планеты нашей нещадно и безостановочно поглощали прожаренные семена, разлущивая их панцирь интенсивно и неутомимо. Черно-белая шелуха отлетала от пальцев как расплывающиеся головастики в корыте, и, совершая в воздухе фантастическое сальто, мягко стелились двуцветным ковром прямо под ногами. Но время от времени один из них залипал на губах или щеках и безжизненно висел как лоскуток, а бывало - они застревали между зубов и равнодушно примостившись там, подсматривали на людей сквозь зубные щели.
          Но ненасытное гордое племя гомосапиенсов, не обращая никакого внимания на разбивающихся насмерть об асфальт маленьких черно-белых существ, продолжала энергично лущить и грызть их беспомощные тела, прикусывая при этом пол-ногтя или пол-пальца. Их вечно вращающиеся челюсти равномерно и уверенно говорили: "наша миссия - как можно больше выпить пива, как можно больше налускать семечек, как можно больше заплевать и загадить этот мир".
          И так из поколения в поколение, передавая по наследству кулечки черно-белого золота и эстафету кружек пива, маршировали они по планете, потягивая пивко, плюя и разбрасывая на ходу кожуру от подсолнечных и кабачковых семян прямо в открытое космическое пространство.
          Когда я оттуда уходила, меня провожали почти со слезами. А что если... Ведь до очередной зарплаты еще ого-го!