Василий Моляков ЧЕЛИЩЕВСКИЕ ИСТОРИИ [Начало см. № 20(74), 21(75), 22(76)]

История третья (1 часть), или что может стоять за надписью на вазе

Питают душу страсти - не покой.
Лишь тот достоин высшего признанья,
Кто разменял на добрые деянья
Монету, но чеканки неземной.

Микеланджело Буонарроти

I

          Олег поправил на плече сумку и вышел из автобуса на базарной площади. Отошёл в сторону от дверцы, посмотрел на знакомую с детства картину и отправился на рынок. Покупать ему там было в общем-то, нечего, но Олег любил бродить по базару и смотреть, что там предлагают. Конечно, до южного изобилия базарчику было далеко, но здесь предлагали настоящую лесную малину, землянику, грибы. В последние годы стали появляться на рынке залётные гости с Юга. Неделю назад он встретил здесь армянина, торговавшего дикими абрикосами, которые назывались почему-то "жердёлы". Были они ещё недозрелые, мелкие, но "заморскую" диковинку покупатели разобрали довольно быстро. А вот яблоки здешние! Крупные, красные! Огромные! Даже удивительно: они лучше тех, что растут на Юге! А вот здесь обычно продают гончарные изделия - горшки, крынки, глиняные кружки и страшно нелепые вазочки! По этим "произведениям искусства" было видно, что автору очень нравится заниматься глиной, но ему явно не хватает полёта фантазии и общей культуры. Сегодня его что-то вообще нет. Нет и товара.
          Олег посмотрел выбор отвёрток, ключей и всевозможного крепежа. Как всякому "технарю" ему было интересно разглядывать эти вещи, одновременно представляя, для каких целей всё это богатство можно было бы использовать, какие чудесные вещи можно было бы сделать, но: как правило, редко какой замысел можно было воплотить в конкретном изделии или приспособлении. Кустарщину делать не хотелось, а настоящие вещи требовали для своего изготовления кое-какого профессионального оборудования, которым ты не располагаешь и не будешь располагать никогда. Всё это сбивает с выработанного ритма, уводит в сторону, отвлекает от других незавершённых дел: вот если бы всё сразу было под руками.
          В этих своих размышлениях Олег уже выходил с рынка, как увидел вдруг женщину, которая несла в руках довольно большую керамическую вазу, которая не была похожа ни на что из виденного до сих пор! Даже не отдавая себе отчёта в том, что делает, Олег ускорил шаги и пошёл вслед за этой женщиной. Та шла, осторожно переступая ногами по булыжной мостовой, и вся её фигура выражала страх не донести домой свою покупку, которой она, по-видимому, очень дорожила. На автобусной остановке она прежде всего со всеми предосторожностями поставила вазу на скамейку, а потом осторожно присела рядом сама, заботливо придерживая вазу рукой и часто бросая на неё влюблённые взгляды.
          Олег сел рядом и заговорил:
          - Извините меня, пожалуйста, и скажите, где вы купили эту замечательную вазу?
          Та тут же подняла не него вспыхнувшие гордостью глаза и вместо ответа спросила:
          - Нравится?!
          - Очень! До сих пор не видел ничего подобного. Ваза явно сделана не здесь.
          - Да,- удивлённо протянула та в ответ.- А вы откуда знаете? Пару недель назад я встретила здесь на рынке одного приезжего парня...
          - Как его зовут, и где я его могу найти?!
          - Как его зовут, я не знаю, но соседи по рынку называли его "кубанец". Имени, к сожалению, я не знаю:
          - А каков он из себя?
          - Немного выше среднего роста. Волосы тёмные, но не чёрные. Лет сорока пяти. С усами. Глаза карие. Светлые брюки и светлая же рубашка. В общем, ничего особенного - на улице ничем не приметен. Кроме роста, пожалуй. Но мало ли у нас высоких мужчин, особенно выросших из акселератов шестидесятых годов.- Она замолчала, а потом снова подняла глаза на Петровского.- А вам правда понравилась ваза?
          - Действительно. Понравилась. Ваза. Спасибо вам. До свидания…
          Олег поднялся и пошёл на мост через протоку, где остановился и стал глядеть на медленно текущую воду Неторопи. Та лениво пошевеливала бородами донных водорослей, которые снисходительно позволяли наблюдать себя почти у самой поверхности воды, зато без всякой снисходительности между их бородами носилась в разные стороны рыбная мелочь. Мальчишки под мостом забрасывали удочки, а один из них, надев маску и ласты, хлопал ногами-вёслами по воде, опустив лицо в маске в воду. Олег смотрел на воду, а видел свой Дом. Мысленно он уже видел на балконах и крыльце новые балясины, но не из цементного раствора, а керамические под глазурью, которые не нужно подновлять после каждого дождя, что не способствует сохранению эстетического чувства. Пусть это будет отступление от исторической правды, но ведь Дом ещё не включён в официальный реестр памятников старины, которые "охраняются государством". А как, собственно, эти памятники охраняются? Только тем, что на них висит соответствующая табличка?! А если, например, человек неграмотный или по-русски не понимает, ничто ведь не спасёт тогда памятник - приди в голову безумцу какая-нибудь шальная идея очередной "утилизации" или "рационализации"!

II

          В Доме Олег хозяйничал уже не один. У него появились помощники. Школьники старших классов дежурили в комнатах Дома, мыли окна, стирали и гладили гардины при необходимости, а если нужно, могли и провести экскурсию, отвечая на любые вопросы, касающиеся Дома и связанных с ним исторических событий, так что Олег мог оставлять своё детище практически в любое время. Разумеется - летом, когда сваливались на них редкие пока заезжие туристы.
          А что если этого "кубанца" пригласить к нему?! В домах, где раньше размещались господские службы, можно было бы оборудовать мастерскую, поставить гончарный круг. Оформить Дом, заказать уникальные сервизы, да и продавать изделия туристами не только туристам. У Петровского аж дух захватило от таких перспектив! Вот только не согласится парень на это, раз уже продаёт свою продукцию даже здесь. Но... Если он продаёт здесь, а не на Кубани,- он ведь "кубанец",- то... Что же это значит?
          Каждый день теперь Олег с утра захаживал на базар и уже перезнакомился с доброй половиной всех тех, кто торговал здесь более или менее регулярно. Стоило ему только зайти в знакомый закуток базарчика, как ему тут же сказали, что "кубанец" пока не появлялся, но был кто-то вместо него и сообщил, что недели через две "кубанец" должен был вновь появиться в здешних местах.
          Прошло две недели, но "кубанец" так и не появился.
          Олег в душе посмеялся над своими наполеоновскими планами и приказал себе раз и навсегда забыть об этом. Видимо, не по вкусу пришлись "кубанцу" здешние места или покупатели, и поехал он искать счастья в других местах.
          Жизнь шла по-прежнему, но вот эта-то "неизменность" и удручала его больше всего. Большие перемены в жизни происходят редко, а жить монотонно он не умел: нужны были приключения на собственную голову, которые бы приносили ощущения, что он ещё что-то может в этой жизни, что он кому-то и для чего-то нужен. Последний крутой вираж - это история с Домом, но сейчас здесь всё более или менее ясно. Основное сделано, нужно только слегка подталкивать процесс, а это значит - изо дня в день делать практически одно и то же: разговоры, просьбы, доводы, но это уже не дело, а "бумага". А ему нужно Дело! Дело, от которого к ночи гудит голова, ноги еле передвигаются от усталости, но на душе - праздник! Праздник - потому что ты сделал что-то новое! Чего до тебя ещё не было, и значит ты - первый! Первый - не для пьедестала почёта, а потому что так оно и есть на самом деле - пусть об этом не трубят медные трубы и не гудит колокольная бронза!
          Олег поднял голову и посмотрел на озеро. Там, на противоположном берегу, стояли вековые деревья, над которыми виднелась маковка старой церкви. Знаменское. Тоже старая усадьба. В VIII веке она принадлежала Семёну Михайловичу Челищеву.
          Олег только что увидел и купил на рынке старую книгу и с удовольствием узнавал новое о, казалось бы, уже знакомом.
          В 1739 году Челищев воевал с турками под крепостью Хотин под началом фельдмаршала Миниха, откуда вывез икону Николая-чудотворца, которую нашёл там втоптанной в грязь. После его смерти вдова "испросила разрешения построить новую каменную церковь", а в 1767 году церковь была освящена.
          Челищев владел Знаменским до начала XIX века. Старый дом был здесь построен речановским уездным предводителем дворянства в 30-40-х годах XIX века. К нему усадьба перешла от Гертруды Челищевой после женитьбы на её дочери. Звали его Осип Викторович Поджио. Итальянец по происхождению, родившийся в 1792 году, в двадцать лет участвовал в Бородинском сражении, а в 1818 году вышел в отставку. Принимал участие в подготовке восстания декабристов, и в 1826 году был арестован и приговорён к каторжным работам сроком на двадцать лет. Жена, по примеру княгини Волконской, хотела последовать замужем в Сибирь, но её отец был категорически против этого. Он обратился к Николаю I, и тот лично распорядился держать О.В. Поджио в отдельной камере Шлиссельбургской крепости, где у него не было имени, а лишь порядковый номер. Жена так и не добилась каких-либо известий о своём муже. Лишь после того, как она вторично вышла замуж, Поджио был отправлен на поселение в Сибирь, и случилось это через восемь лет. Только там Поджио узнал о попытках своей жены навести о нём справки. Там же он и жил до самой своей смерти в 1848 году.
          Там же, в ссылке, находился и его брат, Александр Викторович, который после освобождения поселился в Знаменском у своего племянника. Тот встретил его неласково, и Александр Викторович вынужден был навсегда покинуть Знаменское. Только после того, как А. Герцен в журнале "Колокол" поместил заметку о том, что племянник А.В. Поджио не возвратил вернувшемуся декабристу его наследства, тот - под давлением общественности - был вынужден вернуть дяде причитающуюся ему часть...
          Олег даже заскрипел зубами от досады: с этой стороны видны только старые деревья и церковь. Чтобы добраться туда по дороге, нужно сделать довольно большой крюк, и это при условии, если вы знаете дорогу. Можно добраться туда лодкой но для этого её необходимо у кого-нибудь попросить, но кому придёт в голову без точной информации тащиться "за семь вёрст киселя хлебать"! А ведь любая дорога стоит того, чтобы в её конце прикоснуться к живой истории...
          Олег закрыл книгу и стал укладывать её в сумку. Невольно у него в памяти возник тот момент, когда он увидел книгу на прилавке продавца, мысленно огляделся вокруг и вдруг...
          Вдруг он увидел крепкого темноволосого парня с усами, одетого в светлую летнюю куртку и светлые брюки! Это же... "кубанец"!
          Олег сорвался с места и буквально побежал на базар, благо до него было метров сто. Добежал до знакомого закутка и выкрикнул на бегу: "Где "кубанец""?! Ему сказали, что тот буквально несколько минут тому назад был здесь без товара и собирался уходить.
          Олег метнулся к выходу и, уже выбежав на площадь, успел заметить фигуру в светлой одежде, заворачивавшую за угол "раймага" к автобусной станции, где сходились почти все городские автобусные маршруты. Олег моментально вспомнил армейские навыки и совершил молниеносный бросок"! Он едва успел впрыгнуть в тот автобус, которым уезжал "кубанец". Запыхавшись, упал на сиденье рядом с ними тут же выпалил, схватив того за руку:
          - Извините, - не знаю вашего имени и отчества. Вы - "кубанец"?!
          Брови у парня удивлённо поползли вверх, но только в самые первые мгновения, потому что тут же он совершенно спокойно спросил, - видимо, умел хорошо владеть собой:
          - Да. А откуда вы меня знаете?!
          - Я видел вашу вазу две с лишним недели тому назад. Её купила какая-то женщина здесь же, на базаре...
          Губы этого неслучайного попутчика сами собой растянулись в по-детски радостную улыбку! Струна зазвенела!

III

          На следующий день Олег и "кубанец",- вернее, теперь уже не просто "кубанец", а Сергей Стрелецкий,- сидели вместе на балконе челищевского дома и беседовали под пиво с рыбой. Гость с удовольствием осматривал окрестности и вдруг неожиданно заявил:
          - Усадьба, конечно, стоит хорошо, но вот деревня здесь явно не на месте. Если бы я был хозяином всего того, - он сделал широкий полукруг рукой, - то сделал бы жилой комплекс вон там, за холмами, где сосны.
          - Это Любовец. Там начальная школа и там же живёт местная учительница. А за холмами - озеро.
          - Вот там бы и поставить хорошие коттеджи. Хотя бы и деревянные, а не традиционные избы. Провести хорошую асфальтированную дорогу, а всё, что видно отсюда, снести и засеять освободившееся место либо злаками, либо просто травой. Оставить только хихловский дом на бугре, да с ним рядом ещё два-три. Получилось бы как мелеховский курень у Шолохова в "Тихом Доне". Вместе с Домом это создало бы уникальную архитектурную композицию. Плавные холмы, зелёное пространство, как в те времена, когда в южных степях ещё стоял стеной ковыль! А сверни с дороги, и через километр - современный сельский посёлок! А?!
          Олег даже зажмурился от удовольствия и, не удержавшись, довольно засмеялся.
          - Сергей! По-моему, о нас обоих можно сказать "два сапога - пара"! Мы с тобой два идиота в хорошем смысле слова, и это просто судьба послала нас навстречу друг другу!
          - Да... Но я же говорю только по первому впечатлению, по-дилетантски. У меня другой род занятий.
          - А что ты заканчивал?
          - Что заканчивал? - Стрелецкий помолчал, потом продолжил.- Закончил филологический факультет университета. Учился на заочном отделении, а на последнем курсе прицепилась ко мне "немка" и не поставила зачёт по языку...
          - Не понял...
          - Да на зачёте я не смог правильно перевести какую-то хитрую грамматическую конструкцию. И она мне "пару" влепила.
          - Так можно было пересдать! Делов-то...
          - Можно было. Но посуди сам - я заканчивал специальную школу с немецким уклоном. Потом служил в Германии. Немцы принимали меня за берлинца, и я их в этом не разочаровывал, когда был без формы...
          Олег слушал "вполуха", радуясь новому знакомству и улавливая лишь основную нить разговора, но слова "служил" и "без формы" моментально целиком обратили всё его внимание к разговору. Он медленно повернул голову на собеседника. Сергей с наслаждением тянул прохладное пиво из стакана и смотрел в пространство. Олег переспросил:
          - Как это - "служил" и "без формы"? Не понял...
          - Я был начальником спецпатруля, а значит - находился в распоряжении КГБ. Имею в своём активе четыре "огневых" задержания и два внедрения...
          Вот это набор! "Кубанец". Гончар. Судя по всему - не без таланта. Начальник патруля. Да этого хватит не на одну жизнь!
          - Сергей! - сказал он...- А почему тебя называют "кубанец"?
          - Так я же родился на Кубани, в станице Крымской. Там же работал шофёром-дальнобойщиком. В моих правах были открыты все категории, вплоть до "Е", но они пропали после аварии.
          - Какой аварии?
          - Однажды шёл по шоссе на трейлере с полной "фурой", и вдруг какая-то пьянь вылетает на шоссе на самосвале! Результат - пять сломанных рёбер, переломы руки и ноги, две недели был без сознания седые волосы матери. Если бы не она, вряд ли я с тобой сейчас разговаривал. Меня спасло только то, что она была врачом и имела железный характер! Сама следила за всеми назначениями и, честно говоря, принимала далеко не все. Стояла на своём! Только поэтому я и топчу ещё ногами эту землю. Когда же я поднялся с больничной койки, она сказала твёрдое "нет" моей дальнейшей карьере дальнобойщика, да я особенно и не возражал...
          - Ещё бы! После таких переломов пойди - повозражай... А скажи такую вещь - если, как ты говоришь, был ты начальником спецпатруля, то у тебя, наверное, есть и офицерское звание?
          - Да, есть. Ещё недавно был старшим лейтенантом, а в прошлом году приходит вдруг бумага из военкомата о том, что мне присвоено очередное звание. Капитан запаса...
          - Неплохо. Я до сих пор сержант, но, честно говоря, меня это не слишком волнует... Слушай, Сергей! Расскажи про жизнь спецпатруля!
          Сергей погрузился в воспоминания...

IV

          В то утро подполковник Сухенький сориентировал начальников патрулей, что в розыск объявлены несколько человек, бежавших из Берлинской тюрьмы. Вероятность перехватить их на шоссе была весьма невелика, но нужно быть к этому готовыми...
          Машина Сергея стояла на перекрёстке. Патруль согласно приказу занимал позиции за дорогой. Сам Сергей сидел в автомобиле, распахнув дверцу, и слушал радио - Берлин передавал довольно неплохие песни. В общем, служба в ежедневном патрульном наряде не представляла собой ничего сверхъестественного. Стоишь себе на дороге, проверяешь армейские машины, естественно, свои, а не немецкие. На "немцев" обращаешь внимание только тогда, когда берлинцы просят помощи.
          ...На большой шестиосный армейский автомобиль он обратил внимание, когда тот был примерно за километр от поста. Идущие с востока отечественные автомобили здесь были своеобразными весточками с родины. Этот останавливать не было необходимости - на лобовом стекле был закрёплён соответствующий пропуск, но автомобиль вдруг замедлил ход и затормозил сам. Сергей встал около своей кабины с автоматом на плече и, сдвинув кобуру "стечкина" набок. Радиопрограмма в эфире была довольно интересная, и Стрелецкий поневоле лишь мельком взглянул на машину, основное внимание уделяя по-прежнему радиопрограмме, которая доносилась из открытой дверцы его автомобиля. "Шестиосник" же шёл в какую-то часть ГСВГ.
          То, что произошло потом, он и сейчас вспоминает с улыбкой.
          Автомобиль остановился, и из кабины вышел молодой лейтенант, одетый в новое, "с иголочки" и ещё не обмявшееся обмундирование. Офицер пропустил проходившие мимо по шоссе автомобили и решительным шагом, как, видимо, ему самому казалось, не предвещавшим ничего хорошего, двинулся через дорогу. За эти несколько секунд Стрелецкий уже сумел его "просчитать": молодой, только что из училища, получил самые предварительные указания при въезде в страну и уже успел их забыть, точнее - пропустил мимо ушей, обстановку здешнюю не знает, поэтому сейчас начнёт "качать права". Эти предварительные предположения не замедлили вылиться в конкретные действия офицера. Тот пошёл с места в карьер!
          - Как стоите, сержант?! - загремел он, как, видимо, казалось самому офицеру, внушительным командным голосом, не допускающим никаких возражений, да и какие возражения могут быть у сержанта по отношению к офицеру?! Это и в Уставе записано чёрным по белому.
          - Программа интересная, товарищ лейтенант,- ответил сержант и при этом даже не удосужился изменить позу.
          - А вы что - хорошо знаете немецкий?! - продолжал "разнос" лейтенант.
          - Именно потому, что я хорошо знаю немецкий, я и стою на этом посту, - уже без "товарища лейтенанта" ответил патрульный. Спокойные и, как показалось лейтенанту, слишком уж покровительственно-снисходительные интонации солдата, явно пришлись офицеру не по вкусу! Он буквально вскипел:
          - Вы что - Устава не знаете?! Да как вы вообще попали в группу войск, разгильдяй?!
          Пока офицер переходил дорогу и произносил свою пламенную речь, Сергей успел заметить, что его подчинённые изготовились "к бою" и с интересом ждут хорошо им знакомой, не совершенно не ведомой офицеру развязки ситуации. Офицер продолжал "наращивать успех".
          - Прапорщик! - крикнул он старшему машины.- Ко мне! Доставить этого разгильдяя в ближайшую комендатуру!
          - Товарищ лейтенант,- попытался что-то сказать прапорщик, и по его интонации лейтенант понял, что тому просто не хочется вмешиваться в возникшую на дороге ситуацию.
          - Я дважды не приказываю, прапорщик! - веско произнёс офицер, быстро закипая, как самовар на берёзовых чурках.
          Офицер был попутным пассажиром, а прапорщик, как уже было сказано, - старшим машины. Он нехотя вылез из машины и неспеша двинулся к офицеру и сержанту патруля через дорогу, нехотя сдвигая кобуру с пистолетом... назад, что было уж совсем не понятно лейтенанту. Естественно, что Сергей всё это держал в поле зрения. Дальнейшее заняло всего несколько секунд. Когда прапорщик был на середине дороги, сержант подал команду, которую уже неоднократно приходилось подавать в подобных ситуациях:
          - Патруль, ко мне!
          Прапорщика это не удивило: он служил здесь не первый год, но вот офицер совершенно остолбенел! Не успел он сделать ни одного движения, как раздался звук взводимых затворов, и они с офицером оказались под прицелом нескольких автоматов!
          Спустя самое короткое время лейтенант стоял перед подполковником Сухеньким, начальником здешнего Особого отдела, и вместо того, чтобы сразу завоёвывать ревностной службой путь к генеральским звездам, ему пришлось стоять навытяжку перед подполковником спецназа и отвечать на его вопросы, которые тот задавал с самыми ласковыми, можно сказать, сердечными интонациями:
          - Так что, лейтенант? - спросил старший офицер стоявшего перед ним лейтенанта. Задержавший лейтенанта сержант стоял здесь же, в кабинете.- Итак, уважаемый товарищ лейтенант, вы ведь не собираетесь отрицать, что вмешиваться в службу спецпартуля вам никто не позволял. Боле того - вас предупреждали, что делать этого не следует ни в коем случае?
          - Никак нет, товарищ подполковник!
          - И я надеюсь - вы не станете отрицать, что ваша инициатива...
          - Инициатива в армии не поощряется, товарищ подполковник! - отчеканил побагровевший окончательно лейтенант.
          - А вот здесь, голубчик, вы неправы. Инициатива в армии должна быть разумной - уставы надо читать внимательно.
          - Так точно, товарищ подполковник! - эхом отозвался лейтенант. Лицо его в это время стало изменять свой цвет с красного на серый.
          - Я также не думаю, что вы способны спутать опознавательные знаки военной автоинспекции и войск спецназа...
          - Так точно! - механически повторил лейтенант.
          - Что - так точно? Выражайтесь точнее, лейтенант. Вы всё-таки в армии, а не "на гражданке".
          - Я не способен, но...
          - Но...
          - Я не обратил внимания...
          - Ах, значит так! "Не обратили внимания"?
          - Так...
          - Не "так", а "так точно" следует отвечать. Вы всё-таки офицер, а не кисейная барышня.
          - Так точно, товарищ подполковник!
          Подполковник Сухенький видел, что лейтенант уже совсем посерел, а быть белее стены ему, видимо, ещё рановато. Пора бы и заканчивать "воспитательный момент", тем более, что сержант Стрелецкий вот-вот заржёт во весь голос.
          - Значит, так, товарищ лейтенант! Будем считать, что вы на всю оставшуюся жизнь запомните, что распространяться о том, что сегодня произошло, ни с кем не следует, но не следует также и забывать о сегодняшнем. Для вашего же собственного блага. Сразу по выходе из этого кабинета вы поедете к месту своего назначения, свято помня всё, что я вам здесь сейчас сказал. Приказ ясен, лейтенант?
          - Так точно, товарищ подполковник!
          - Вот теперь всё правильно! Можете быть свободны, лейтенант.
          Когда за молоденьким офицером закрылась дверь, подполковник Сухенький поднялся из-за своего стола и подошёл к Сергею.
          - Ну, а тебя, Сергей, я поздравляю!
          - Не понял, - опешил сержант, и его удивление было вполне закономерным - не за этого же зелёного "летёху" поздравляет его командир?
          - Не понял - поясняю. Полагаю, что две звезды к концу срочной службы - это не так уж мало, а?
          - Это правда, командир?! - Сергей поднял на подполковника радостно блеснувшие глаза.
          - Серёга! Ты же меня знаешь - я слов на ветер не бросаю. Приказ пришёл два дня тому назад. Поздравляю, "сержант"!

          ...- Про патрульную службу, говоришь? - Сергей с удовольствием глотнул пива из стакана.- Можно рассказать...

(Продолжение следует)