Николай Бусленко

         Последняя любовь

                  *       *       *

Мы из тридцать седьмого, восьмого, девятого.
Мы предтечи взорвавшихся громом тревог.
Постигали законы добра "от обратного".
Выходили мы в люди, кто, где и как мог.

Нас рожали без крика невольницы-матери,
мы не знали, не помнили строгих отцов,
перед нами стелились дороги, как скатерти,
на обильных слезах поминальных столов.

Мы доверчивы были. И на слово верили -
и в грядущее солнце, и в радость земли,
сопричастности к ним нам немного отмерили...
Так разбились о ложь тех надежд корабли.

Заглушаем, кто чем, стоны раненой совести,
нам противен вдвойне звон нечестных наград.
Как напишем теперь эпилог нашей повести,
когда рядом узоры погостных оград?

Оправдаем несчастьем свое поредение -
столь нежданно-негаданно пробил наш час...
Мы уносим печальный багаж и сомнение -
кто теперь после нас? что теперь после нас?..

                  *       *       *

Засыпает земля...
Потемнели деревья,
а над ними кружит стая поздних грачей.
Вместе с нею кружит
чернота заблужденья,
затмевая сиянье отрадных свечей.
Умирает душа,
что была так мятежна...
умирает во мгле справедливости звук.
Под забором чужим
от страданий и мук
умирает последней святая Надежда.

                  *       *       *

Как странен мир...
Как люди горько странны:
входил в мой дом веселый почтальон -
мне посылали письма, телеграммы -
теперь же дверь мою обходит он...
Почтовый ящик вон так странно пуст,
скворечник он напоминает,
который вдруг покинули птенцы...
А я пишу, пишу во все концы.
Осенний день в тех письмах умирает -
блистанье прежних дум
и прежних чувств.
Как в небе лебеди, летят мои листы
и мысли в них так преданно чисты.

СОНЕТ

Мне знакомо белых вишен буйство -
помню свято майскую метель...
Исповеди благостное чувство,
проповеди выстраданной хмель.

В буйстве вишен -
праведная сила,
гаснет дней отринутых костер;
лунным светом звезды погасила
ночь, взошедшая на косогор.

На холмах забытых не отыщешь
старое родное пепелище.
В небе клином
стая мыслей грустных:
не ищи того, чего уж нет:
в исповеди - благостного чувства,
в проповеди - истину и свет.

СЕНОКОС

Лично мною
ничто не забыто,
не развеяно ветром,
дождем не размыто -
мир мне видится
тишиною залитый
и отец в нем
еще не убитый.
Дождь прошел...
Настежь окна открыты;
голубые цветы
тяжелы от росы.
Слышен звон
отбиваемой в поле косы
отцом моим еще не убитым.
Буря только что стихла,
и печально скрипели
ветви старой,
расщепленной сосны...
Деревенские птицы
наше детство отпели
с первым разрывом
Великой войны.
Я живу до сих пор
детской сказкой простою -
в неглубоком логу
растревожен чабрец,
и все косит траву
тою звонкой косою
в сорок третьем убитый отец.

В ПОЕЗДЕ

Невеселые дни, окаянные...
Словно сном одурманены,
пьяные.
Кто проспал-продремал,
тот и выстоял.
Только я свой закат -
выстрадал.
К той закатной черте
мчусь я поездом.
Мое прошлое ест меня поедом.
Звук последний угас
чувства давнего.
Вот и ночь впереди -
черным заревом.

Я ВЕРИЛ...

Я верил безмерно в священность труда,
в выносливость русских безропотных баб...
Не верил я в красную жуткость следа,
к мгновенности правды крадущихся лап.

Я верил в мотыгу и рек глубину,
в жужжащую прялку, в живую герань,
и в тех, кто погиб, затерялся в плену,
и в сумерки зим, и в весеннюю рань.

Я верил всегда в зачарованность звезд,
я верил в надежность родимых корней...
Я верил, что светел наш сельский погост,
я верил в сверкание завтрашних дней.

Я верю - сейчас непредсказанный дух
наш разум, как ветер траву, ворошит...
Я верю во временность сущих разрух...
И верю в несломленность русской души.

СЛОВО

Как поймать мне тебя,
острокрылое слово?
Чтоб вписать в затаенные где-то стихи...
То как стриж промелькнешь,
то появишься снова.
Да какой я поэт!..
Я мужик от сохи.
Отсыхают давнишние ветки рябины,
что росла и цвела над моей бороздой...
А над полем моим
слышен клик журавлиный -
мои мысли летят за крылатой звездой.
Здесь созвездия скирд...
Время спит на соломе,
колыхание снов, как воловьих рогов...
Вот и день мой на сломе,
и век наш на сломе -
и не надо ничем нам тревожить богов.
Так божественным будь,
острокрылое слово;
для кого-то когда-то наступит же час…
Прорастет лишь зерно,
остальное - полова.
Прорастет и в тебе, и во мне -
во всех нас.

В КАЛМЫКИИ

Я хотел бы скакать по калмыцкой степи
на горячем, подкованном ветром, коне;
пусть мой взор запоздалое солнце слепит,
пусть сжигает мой пыл в ярколицем огне.

Я хотел бы глядеть в темь смородинных глаз,
утешаясь заветной, но странной мечтой...
Так сбывайся, сбывайся же звездный мой час,
что означен мне был азиатской судьбой.

Я бы тополем рос на окраинах сел
и прохладою в полдень бы падал на них;
я под звездами Маныча помнил бы Псел;
дым Отечества горький впуская в свой стих.

Я хотел бы прожить озарения миг
на краю размышленья, где всходит луна...
Вот и конь мой расседлан, и ветер затих,
лишь тихонько звучит ожиданьем струна.

Я хотел бы лежать меж ладоней земли,
обожженной печалью и югом... Когда
на морщинистом поле цветут ковыли,
пусть блестит в моем сне голубая вода...

                  *       *       *

Полон мой день августовского света.
Желтый подсолнух... Звенящая медь...
Женщина в возрасте позднего лета, -
жизнь твоя снова в улыбку одета, -
что я могу для тебя еще спеть?

Женщина в возрасте осени ранней -
мыслей и чувств моих давний разлом...
Если простишь мне негаданно странный
стих - запоздалый и ревностью ранен -
сможем забыться безоблачным сном...

ЖЕНЩИНЕ, КОТОРУЮ НЕ ВСТРЕТИЛ

Очень жаль, что я тебя не встретил.
А ведь жил тобой, надеялся, мечтал...
Нас же двое было на всем свете,
но... не встретил, не заметил, не узнал.

Ты же Богом мне предназначалась,
иногда казалось - голос твой звучал.
Будто на иной планете оказалась -
наяву ни разу не встречал.

Звали как тебя? Людмила? Настя?..
Под какой звездой ты родилась?
Где же ты искала свое счастье,
наших перекрестков сторонясь?

Осень близится... Чужую стаю
взглядом в поднебесье провожаю...
Ты прости меня: тоскуя и любя,
я тебя своею называю,
обвиняя за невстречу лишь себя.

                  *       *       *

Растреноженный конь, по просторам Отчизны
мы с тобой разнесем непокорства огонь...
Все пути позади были горько обидны -
на кошмарный похожие сон.

Растранжиренный век... Уцелели лишь вехи
ускользающих грез, лет, размытых, как бред...
Свет высоких надежд закатился навеки,
а за ним - ничего больше нет.

Растревоженный ум... Безответность вопросов,
неразгаданность всех направлений и вех.
И летит, и летит, как с крутого откоса,
растреноженный временем век.

ПОСРЕДИ РОССИИ

Велико незнание России
посреди России
Н.В. Гоголь

Посреди России - топкие дороги,
тьма, непросвещенье, грязь вокруг - хоть плачь...
Так зачем, зачем же, Николай Васильич Гоголь,
нашу птицу-тройку разогнал ты вскачь.

Ведь в карете мчится - жалкий проходимец,
а сидит на козлах глупый Селиван...
Барин и крестьянин, поп и разночинец -
утром всяк похмельный, вечером уж пьян.

Русские напасти - дураки, дороги...
Как преодолеешь вековую глушь?
И сидят, сутулясь, мужики на дрогах -
собственники мертвых собственных же душ.

Всюду у нас тонко, всюду у нас узко...
Спим мы непробудно - вечный наш изъян.
Николай Васильич, гений ты наш русский,
вот бы ты увидел нынешнюю дрянь...

А ведь как хотелось нам дорог посуше...
Жить в стране, где все добром наделены,
где б легко мечталось русским нашим душам
где живые души радостью полны.

                  *       *       *
Вот и отпела моя сторона,
в ночь по оврагам завьюжит зима...
В снег я хочу провалиться по грудь,
в белую глубь, в его снежную суть.
Там замерзать, но на помощь не звать,
чтоб замерзание жизни познать.
В смерти, однако, забвения нет -
где-то оттает, откроется след...
...В снег я хочу провалиться по грудь -
остановиться, замерзнуть, заснуть.

В ЧИСТОМ ПОЛЕ

Вышла в поля Богородица -
дождичек в Троицын день,
Господи, хлеб наш уродится...
Белый дымок деревень,
жито в поклоне над межами,
белых ромашек разлив,
виснут девичьими веждами
ветки заплаканных ив.
Скоро уж свечкою розовой
мальва в любви расцветет,
иволга в роще березовой
песню отрады споет.
Светел так лик Богородицы -
каждому радостно с ней.
...Дева вздохнет и помолится
за деревенских людей.

ГРЕЗЫ
Бывает,
жду тебя в случайном сне...
Когда костром пылают
георгины,
и в небо
клин взлетает журавлиный,
озноб любви является ко мне.
Когда же жизни,
как вина в сосуде,
всего чуть-чуть останется,
на дне,
когда колючий снег
мой пыл остудит,
тогда,
я знаю,
ты приснишься мне.
Тебя, тебя
я жду тогда
в случайном сне!

ВЫБОР

Без радости, без песни, без любви...
Ознобный день и небо с журавлями.
Я полечу - ты только позови.
Уже лечу над красными ветвями...
О, как широк размах любовных крыл...
Пространство от заката до восхода.
Я ничего перед тобой не скрыл.
Моя любовь, как ломкая погода -
уж снег поля притихшие укрыл...
...Без радости, без песни, без любви.
Но что ни говори,
всего дороже мне моя свобода.

СТАНЬ ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБОВЬЮ

Скоро и странно вдруг осень настала.
Гаснет заря над вершинами гор.
Против меня мое сердце восстало -
и не сдержало любовный мой взор.
Будешь кому-нибудь первой любимой...
Встанешь потом на разлуки порог.
Все исповедное исповедимо -
жизни закон неотзывчиво строг.
Разность времен... Ты не думай об этом.
Против себя своим сердцем восстань -
все-таки стань,
стань же последней любовью поэта.