ти слова раз слышанной песенки - как соль на рану. Я переживаю удвоенные чувства, поскольку в доме, где я живу, есть две крыши. И обе едут. Одна из них - продолжение пола моей лоджии. Она же - крыша магазина в первом этаже нашей девятиэтажки. На эту многострадальную нижнюю крышу верхние жильцы сбрасывают все, что уже не нужно в их хозяйстве: бутылки, склянки, строительный мусор, объедки; зажигалки, сигареты и пачки от них - само собой, сотнями.
          Под нервный хохот соседей по этажу я каждой весной бросаю в почтовые ящики верхних то грозные, то слезные записки, обхожу квартиры. В большинстве случаев мне уже не открывают. Остальные клянутся, что ниточки никогда не кинули и вообще не курят.
          Иных жильцов я знаю, при встрече они выказывают мне сочувствие, уверяя, как неприятно им сверху лицезреть свалку под моим окном. "Ведь мусоропровод - на каждой площадке!" - патетически восклицаю я.- "Так ведь с балкона ближе кинуть",- отрезвляют меня сочувствующие.
          И правда: до мусоропровода еще дойти надо. А главное, стойкая привычка к грязи неискоренима. Пофигистский студенческий принцип: "Микроб - животное нежное: от грязи гибнет", - торжествует в быту. При этом удивительно, что собственная квартира вылизывается до блеска, а за ее порогом - хоть трава не расти. Подъезды замусорены и ободраны. Все, что имело поначалу пристойный вид: почтовые ящики, входные двери, оградка парадного - немедленно выкручивалось, выламывалось.
          Поставили домофонное устройство - поработало полтора дня: выдра-ли с корнем. Починили - снова унесли. В короткой вспышке недавней бдительности домофон врезали уже за деньги жильцов. Чинили несчетное число раз. А самое замечательное - перестали закрывать двери даже в момент пригодности. Наш народ можно испугать только на очень короткое время.
          Между прочим, деньги исправно берутся за непроводимый капиталь-ный ремонт, за техническое обслуживание, над смыслом которого население ломает голову: что обслуживают - видеть никому не удалось. Но прочесть при желании можно. Существует перечень работ. Входящих в это самое техническое обслуживание: тут вам не просто ремонт, но и "работы, способствующие предупреждению преждевременного износа и сохранению заданных эксплуатационных показателей всех элементов жилого фонда". Это значит, что окна-двери-лестницы в подъездах вам должны ремонтировать, как миленькие, а еще прилегающую территорию заасфальтировать, газоны разбить, оборудовать спортивные, бельевые и прочие площадки, высадить деревья, пересаживая и вырубая в случае надобности и еще много чего фантастического.
          Ничего этого, конечно, нет и в помине. Кое-что оборудовали при сдаче дома (нашего - двадцать восемь лет назад). Давно пришла в негодность детская площадка, асфальт выщерблен, фонари-кобры горят от случая к случаю, а уж подъезды имеют вид помещения после бомбежки. Зато возникла новая структура - МУФЗы, стоящие над ЖЭУ, но жильцы счастливее не стали. При этом за любой слесарский чих, естественно, надо платить, хотя существуют еще два замечательных перечня: один поскромнее - "без оплаты проживающими", другой объемнее - "за счет собственных средств". Но эти реестры писаны неизвестно для кого: визит слесаря - платный. Так сложилось.
          Вообще "складывают" нашу коммунальную жизнь так, что оторопь берет. Надо же додуматься развести краны в квартире по разным ведомствам: горячие - чинит ЖЭУ, холодные - Водоканал. Если нет горячей воды, из обоих кранов течет холодная, а сверху заливает, вызвать мастеров - целая история. "Из какой трубы течет? - допытываются они.- Из холодной или горячей?" А кто его знает? Если вам выключили воду или не греют батареи, надо идти с заявлениями. Они отключили, а вы должны доказывать, что не было воды и тепла. Нормального человека все это доводит до белого каления. Тогда, как объяснил мне один рассудительный гражданин, презрение к госструктурам выливается у наших соотечественников в желание ломать и крушить. Из чувства протеста, стало быть.
          Ну, допустим. Однако зачем корежить вещи, поставленные для нашего блага и удобства? Выдирать с корнем почтовые ящики, ковырять стены в подъезде, снимать оконные рамы и трубы отопления? Этого беса разрушения хотелось бы назвать по имени. А он по существу безлик, как толпа. И так же агрессивен.
          В одном горняцком поселке был замечательный Дворец культуры. В пору расцвета шахты ее директор не жалел денег на культуру и спорт. Физкультурный зал был оснащен по последнему слову техники: всяким инвентарем и тренажерами, имелся и бассейн. Директор требовал, чтобы народ непременно посещал зал и укреплял здоровье. Во Дворце всегда было людно: от хора до кукольного театра - на любой вкус. Короче говоря, художественная жизнь била ключом. Поселковых артистов любили.
          В один из многочисленных праздников - День защиты детей 1 июня - устроили грандиозное торжество. Сидели даже между рядами кресел, стояли в дверях. Зал то засмеется, то всплакнет от трогательных слов. Когда вечер закончился, плакали уже сотрудники Дворца. Уборщицы ведрами выметали семечную шелуху, подбирали бутылки, потерянно стояли перед порезанным дерматином новых кресел. Директор Дворца со слезами на глазах неизвестно к кому обращалась: "Ведь четыре часа говорили о светлом, о добром - и после всего… И главное - родители же рядом сидели!"
          Видимо, есть резкое разграничение в умах своего и не своего. В конце концов, в собственной квартире не режут мебельной обивки, не пишут на стенах, не выбивают стекол. Почему же, выйдя из дома, люди враждебно настраиваются ко всему вокруг? Даже к тому, что им каждодневно служит?
          Во Дворец культуры поселковый люд придет в следующий же выход-ной. Значит, он не чужой? Подъезд, в который ступаешь минимум дважды в день, - тоже ведь твой. Наш дом - заводской, большинство людей переехало сюда из коммуналок. Это первые на их веку приличные квартиры, и, казалось бы, надо жить и радоваться в чистоте и порядке.
          Вот и произнесено главное слово - коммуналка. Ее удушливый запах сидит в наших генах. Ее неистребимый дух поселился в наших - десятилетиями ожидаемых - отдельных квартирах. Комната в коммуналке - это крошечный уязвимый мирок, который находится в контрах со всем остальным миром. Владение 30-метровым помещением с собственной кухней и санузлом мало что изменило. Коммунальная психология живуча, и в ее среде, как правило, побеждает худший.
          Правда, случается и благоприятный вариант. Найдется большой энтузиаст, всех объединит, сорганизует, и сообща дом начнет жить по-людски. Из четырех подъездов нашего дома так существует один. Неутомимая женщина растормошила народ, парадное покрасили. И сора возле них нет, и кодовый замок работает, и лавочка починена… Кое-кто, как водится, недоволен чужой активностью, но в общем ее поддержали.
          Конечно, коммунальные службы бессовестно не выполняют своих обязанностей, но и жильцы почему-то предпочитают жить в разоре и грязи, чем понести, право же, небольшие траты и привести в божеский вид так называемые места общего пользования. Снисходительность к бытовому свинству сродни той жалости, что сплошь и рядом проявляют к пьяному: "Пусть полежит, сердечный, посреди трамвая, отоспится", "Тебе куда, браток? Провожу, чего на лавке лежать да материться?"
          Общественное мнение не осуждает неряшества. Вот выйти из дома в затрапезе - неловко, соседи пальцами тыкать станут, а переступить через сор во дворе - привычное дело. Это не стыдно. 192 квартиры в доме! Неужели не найдется десятка людей, способных новую доску к лавочке прибить, детскую горку починить, поручень к подъезду обновить. Не обязаны - понятно. Но еще очевиднее, что, кроме жильцов, никто этого делать не станет. Ну, и не надо. Так проживем. Коммунальная психология. Она отрицает культуру, без которой уж точно не проживем. Или будем жить не так, не по-человечески, нечисто. Без нее даже у шикарного нового особняка рано или поздно поедет крыша.