одно из летних воскресений нынешнего года в католическом храме Ростова прошла воскресная месса, что само по себе не новость и, тем более, не сенсация. Важно, кто проводил эту мессу, - тогда мы сможем по достоинству оценить событие.

          Имя священника - отец Николай Дубинин. Кто он?
          Родился в смешанной семье: отец - белорус из католической семьи, а мать - русская; в детстве был крещен в православной вере. Детство провел в Новошахтинске. Поступил на филологический факультет Ростовского госуниверситета и проучился три года. Затем перешел в католичество и получил высшее теологическое образование, в том числе и в Польше. Кстати, был студентом профессора о. Целестина Напюрковского, читавшего несколько лет назад спецкурс на истфаке РГУ. Таким образом, по завершении в этом году духовного образования наш земляк Николай Дубинин стал первым рукоположенным католическим священником, представителем ордена Францисканцев-Братьев Меньших Конвентуальных после 1917 года. Сами францисканцы придают этому событию чрезвычайно большое значение, и на рукоположение во священники и на его первую мессу в кафедральном соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве съехались францисканцы из многих стран ближнего и дальнего зарубежья.
          Событие действительно не рядовое, но посмотрим на него с точки зрения россиян-некатоликов, живущих в России. Сам по себе факт ухода студента светского высшего учебного заведения в религиозное еще несколько лет назад привел бы к “разбору полетов” на весьма высоком уровне. Переход в католичество православного всегда рассматривался как предательство, и вряд ли можно утверждать, что сегодняшний характер взаимоотношений между Церквами-сестрами, между Православной и Католической, может изменить подобную оценку в глазах представителей Русской Православной Церкви.
          Для семьи выбор сыном карьеры католического священника также дело не простое, с учетом необходимости соблюдать целибат. Более того, даже для местного прихода, возглавляемого о. Эдвардом Салезианцем, переход Николая Дубинина к францисканцам создал некоторую проблему.
          Итак, в рамках прежней тоталитарной шкалы ценностей выбор нашего земляка Николая Дубинина ничего не принес бы никому, кроме неприятностей - как в светской части общества, так и в религиозной. Так в чем же смысл события сегодня? Что изменилось, мы или мир, как пелось в популярной когда-то песне. Мир в любом случае меняется, хотим мы этого или нет. Вынуждены меняться и мы. Важно меняться, не изменяя себе.
          Россия была, есть и будет православной страной и светским государством. Но будет ли Россия демократическим государством, в котором имеются гарантии свободы выбора как в светской, так и в религиозной сферах? Воскресная месса нашего земляка о. Николая Дубинина в католическом Храме в полиэтническом и поликонфессиональном городе наглядно свидетельствует о том, что поддержание демократии, не только в масштабах города, но и в масштабах всей России, - в наших с вами руках. Пока идут дискуссии о расширении на Восток НАТО и Евросоюза, “западные” духовные ценности уже давно расширены на территорию России.
          ***
          Еще недавно фразу из кинофильма “Покаяние” о дороге, ведущей к храму, цитировали к месту и не к месту достаточно часто. На заре перестройки казалось, что достаточно иметь хотя бы одну дорогу и один Храм. Храм как символ духовного возрождения, а не физический объект, принадлежащий религиозной организации как юридическому лицу со всеми вытекающими из этого последствиями. Интеллигенты периода застоя писали под псевдонимом «Л.И.Брежнев»: «будет хлеб, будет и песня”; примерно так думали и применительно к воспроизводству духовного возрождения: будет Храм, будет и духовное возрождение, а дорога к нему нам якобы хорошо известна.
          С духовным возрождением вышло “как всегда”, и удивляться тут нечему, ибо пути Господни неисповедимы. Неисповедимы и дороги, ведущие к храмам, ибо сегодняшняя Россия - это и есть то самое мультикультурное и поликонфессиональное общество, о строительстве которого так много говорят сейчас в странах Евросоюза, включая считавшиеся некогда моноэтническими страны типа Германии. Так что и здесь мы “впереди планеты всей”, несмотря на потуги части ее представителей поучать нас.
          А в мультикультурном и поликонфессиональном обществе объективно присутствуют разные храмы. Когда есть гарантированное законом разнообразие, есть - должно быть - защищенное законом право выбора.
          Уточним: право христианина, мусульманина, иудея исповедывать открыто свою религию - лишь одна часть проблемы. Вот ее-то и имели в виду, когда требовали “дорогу, ведущую к Храму” в тогда еще преимущественно атеистической стране. Это право восстановили. И оказалось, что это не все. Не это главная проблема. Я не случайно использовал слово “восстановили”; ведь это и не завоевание прав теми, кого этих прав лишили, и не законодательное закрепление комплекса новых прав, появившихся в обществе за последние годы. Это реанимация религиозных декораций спектакля “Россия, которую мы потеряли” для новой постановки под названием “Возрождение России”. Но войти дважды в воды Времени нам не дано. Мы не просто потеряли ту Россию; мы реально живем в другой России.
          А это означает, что мы вернулись в ситуацию выбора, ситуацию, от которой мы были отучены - и сегодня к ней нужно привыкать заново. В этой ситуации выбора постатеистическое общество согласно признать за своими членами свободу вероисповедания, но не свободу выбора вероисповедания. Да, общество и государство признали право еврея быть иудеем, татарина мусульманином, ведь у них не может быть выбора, который как-то задевал бы основы этой постатеистической модели общества. А в ее основе лежит идея, что дорога к храму уже выбрана, поэтому храм не выбираем, а остальное - дело техники: “Правильной дорогой идете, товарищи!” Еще немного, и впору распевать: ”Нам церковь строить и жить помогает”. И что важно, от нее именно этого и ждут, а раз так, то все мы можем именно этого и дождаться.
          У общества есть конкретные трудности, и церковь должна помочь государству; было бы странно, если бы государство не расплатилось с церковью за эту политическую или социальную помощь. Важно понять, что опасность лежит не только в возможности воспроизводства модели взаимоотношения церкви и государства, заложенной еще Петром I и превратившей церковь в часть государственно-бюрократического механизма; любой переизбыток светской активности церкви чреват для нее неизбежными потерями. История Костела в послевоенной Польше - наглядный тому пример. Сыграв не последнюю роль в сломе социализма в стране, Костел сумел умерить свою светскую активность. Симптоматично, что развитие успеха на волне политических побед в чисто религиозной сфере - запрет на аборты католикам, повышение своей роли в сфере светского образования и т.д. встречало резкое неприятие в обществе.
          Но вернемся к деликатной проблеме выбора. Повторимся, выбор между атеизмом и свободой вероисповедания сделать было не сложно даже в рамках прежней политической модели; небольшая трудность и для бывшего секретаря обкома постоять в храме со свечой перед телекамерами.
          ***
          Труднее дать реальную возможность свободы выбора религии и в результате вновь испытать жестокое разочарование, столкнувшись с неблагодарностью соотечественников и коварным зарубежьем. Как же так, мы же живем в православной стране! Ну допускали ошибки в прошлом, но теперь-то вернулись к истокам, к вере отцов; а отцы-то у нас православные! Так почему же религиозное возрождение не сопровождается запланированным духовным возрождением? Скорее, наоборот, мы не только столкнулись с духовным кризисом и моральной деградацией в светской части общества, но и получили новое поле конфронтации - религиозное.
          Общество в целом, светская и религиозная его части порознь, оказалось не готовым к резким изменениям в стране и в мире. Светская часть была не готова к тому, что религиозное возрождение не есть синоним духовного (понимаемого в светских политизированных категориях) и, более того, за него придется платить, и платить как всегда, интеллигенции; не она превращала монастыри в музеи, но она в них работала... Ах это горькое слово реституция - для кого, может, и обретение, а для кого и потеря работы в результате возвращения собственности прежнему хозяину. Еще сложнее понять, что верующий человек по своей психологии, образу жизни и даже по внешнему виду будет резко отличаться от неверующего. А ведь это и есть главное - Вера, как и Разум, вещи серьезные, как и все, что от Бога или от Природы. Поэтому резкий приток новоиспеченных верующих так же опасен, как и опасен был резкий выброс в социальное пространство новоиспеченных “образованцев”.
          ХХ век обогатил нас жестоким опытом в области массового образования и массовых вероучений. Нарушение меры делает и образованного, и верующего человека опасным. Известный раввин Йосси Соловейчик свою самую известную книгу назвал “Одинокий верующий человек”; смысл этой метафоры состоит в том, что верующий человек раздвоен между счастьем общения с Богом и непониманием окружающих. Это одиночество может носить не только чисто теологический характер, но и социальный, что гораздо хуже.
          Для сегодняшней России проблема выбора носит характер вызовов, ибо выбирать часто приходится не между плохим и хорошим, а между кризисом и катастрофой; и даже в более оптимистической трактовке проблемы выбора речь часто идет о его альтернативности. Применительно к религии речь действительно идет о выборе модели государственного устройства, которая обеспечила бы гражданам право выбора дороги, ведущей к его Храму. При этом на государстве лежит ответственность за гарантию такого выбора для каждого члена общества: атеиста, православного, католика, мусульманина, свидетеля Иеговы и т.д. Но и на каждом члене общества лежит ответственность за целостность государства и его светский характер, соблюдение законов и личных прав соверующих, неверующих и представителей другой веры.
          ***
          В реальности речь идет о проблемах, давно уже лежащих не только в сфере духовной жизни общества и личных прав граждан, но, прежде всего, в сфере национальной безопасности. Напомним, что термин “национальный” обозначает уровень проблемы, его масштабность, а не этничность. После распада СССР по периметру российских границ стали формироваться новые независимые государства. Часть из них только сейчас формирует свою государственность со всеми присущими ей атрибутами: национальный характер, национальная история, национальные герои, национальная религия. Вспомнив историю уходящего века, мы вспомним и то, к чему привели попытки строительства этнически чистых государств, национального эгоизма в рамках межвоенной Версальской системы международных отношений. Сейчас Россия имеет по периметру своих границ своеобразную неоверсальскую систему международных отношений. Одновременно Россия является членом формирующейся постялтинской системы международных отношений, в рамках которой ключевыми подходами являются интеграция и формирование мультикультурных и полиэтнических обществ.
          Налицо серьезное противоречие: наши соседи формируют новые, часто этнически ориентированные государства, используя национально-традиционные аспекты религии, а не универсальные, в то время как Россия, наоборот, вынуждена развиваться как мультикультурное общество с ориентацией на совмещение национальных и универсальных духовных ценностей.
          ***
          Естественно, перед Россией также стоят проблемы, связанные с формированием своей государственности и гражданского общества. А это означает необходимость соблюдения баланса между укреплением этноконфессиональных основ российской державности и мультикультурным характером гражданского общества. Хотя мир в целом безусловно идет в сторону интегрирования мультикультурных сообществ и мозаичности, пестроты составляющих его цивилизаций, на национальном уровне трудно смириться с тенденцией к фрагментарности всех аспектов жизни некогда единого государства. Не стоит питать иллюзий, опыт США конца ХХ века как раз и показывает динамичную тенденцию к фрагментарности американского общества. Если раньше говорили, что американец - это образ жизни, а не национальность, то теперь и образ жизни американцев может слишком отличаться. США превращаются в своеобразный ретранслятор наднациональной культуры, ориентированной на все человечество. Возможно, чисто американским символом скоро останется лишь американский паспорт.
          Но вернемся к России. Много говорят о расширении на Восток НАТО и Евросоюза. Дискутируют о возможных последствиях фактически уже свершившихся событий. Свершившихся потому, что ракеты и танки нам реально сегодня не угрожают. Угроза заключается в неспособности адекватно реагировать на реально происходящее расширение на территорию России “западных” духовных ценностей (светских и религиозных).
          Сама формула расширения “на Восток” как синоним “на Россию” говорит о многом. Мы боимся встречи с остальным миром. Раньше мы прятались за спиной лагеря социализма, идеологическим частоколом, железным занавесом. Нам было действительно страшно, поскольку мы могли позволить себе роскошь быть отличными от всего остального мира, но слабыми. С иллюзиями экспорта революции было покончено давно, а единственное средство расширения сферы влияния “реального социализма” - это реальные кредиты (без намека на их возврат), дармовое сырье и поставки оружия нашим, как тогда казалось, союзникам и даже братьям. Увы, реально речь шла не об экспансии, а о скрытой форме страха перед “взрослым” миром. Не случайно мы пытались его упростить и не смотреть ему в глаза. Отсюда автаркия в экономике, политике, культуре, религии. Поэтому нас защищали не танки и не Берлинская стена, а железный занавес, отгораживавший всех вместе и каждого в отдельности от манившего запретного плода по ту его сторону.
          Так что проблема в том, что мы внезапно выросли, а танки от этого не помогают. Наш социализм превратился действительно в развитой, зрелый, а это означало лишь то, что Утопия уже реализована и поезд отошел от станции “Светлое будущее”. Но главное, мы ведь и сейчас толком не знаем, на каком пути, на какой станции стоит наш бронепоезд. И мы уже не обладаем нашим главным оружием - самодостаточностью; именно она позволяла нам жить в самоизоляции и обладать статусом сверхдержавы.
          Поскольку этот “взрослый” и в некотором смысле реально чужой для многих из нас мир пришел в жизнь каждого из нас, то и реакция некоторых из наших сограждан вполне закономерна - возведение индивидуального и группового железного занавеса. Именно это и является сегодня более реальным оружием, нежели танки и ракеты.
          Но есть и другой ответ на эти вызовы. Он предполагает признание реальностей сегодняшнего мира во всем его многообразии и завершение поисков своего места в нем.
          В этом, по нашему мнению, и заключается Смысл, созданный конкретной ситуацией в Ростове-на-Дону летом 2000 года. Париж, как известно, стоил мессы; воскресная месса бывшего студента филфака РГУ, а ныне о. Николая Дубинина в католическом храме стоит того, чтобы осмыслить нашу ответственность за выбор дороги, которая ведет к Храму.