Есть вещи очевидные. Так мне, много раз бывавшей в Таганроге и неизбежно оказывавшейся на высоком берегу у памятника Петру I, казалось очевидным, что только на этом месте и должен стоять именно этот монумент.
          Казалось, что так было всегда. И надо же было нынешним летом, во время отпуска, открыть наугад журнал и наткнуться на слова: «Когда я привез статую из Рима и выставил ее в Академии, она прошла незамеченной, а многие на нее нападали. Несколько лет спустя я выписал остатки поперечного гипса в Париж, реставрировал и выставил в салон. Имел успех. И только тогда наша публика более благосклонно отнеслась к ней. Опять спрошу: почему?» Это оказались «Монологи о жизни и творчестве» Марка Матвеевича Антокольского.
          Как случилось, что статуя из Парижа попала в Таганрог? Возможно, вы знали об этом, а я задумалась впервые...

          Сейчас, после того как окунулась в чеховскую переписку, в толстенную книгу, изданную в 1905 году Стасовым - сюда вошли после смерти прославленного скульптора его письма, критические статьи, - проступила особая история, которую, вероятно, благословили звезды. Давно. В конце прошлого века.
          В 1871 году молодой выпускник Петербургской Академии Марк Антокольский завершил работу над фигурой Ивана Грозного. Как он сам пишет: «Я стал модным. Я заснул бедным - стал богатым. Но мое торжество было омрачено опасным положением моего здоровья. По словам Боткина, я остался жив только по причине расовой выносливости... Я покидаю Россию».
          В 1872 году в Риме скульптор начал работу на фигурой, о которой давно мечтал. В переписке со Стасовым читаем: «До меня дошло, что в Петербурге говорят, будто я женился на г-же С. Что это за вздор! Уже коли хотите, то я действительно намереваюсь жениться, но это когда еще будет! А пока «Петр» стоит на первом плане, и только когда я сделаю его, как думаю, то попрошу вас к себе на свадьбу».
          Видимо, работа над Петром I захватила Антокольского полностью. Он пишет тому же Стасову в январе 1872 года: «Но теперь вы знаете причину, отчего я не писал. «Петр», как гвоздь, торчит у меня в голове, кроме него в настоящее время ничего не вижу. У меня к вам всепокорнейшая просьба, Бога ради не отказывайте мне в ней. Дело вот в чем: я потерял тетрадку, где были у меня заметки о Петровских костюмах, а они теперь до зарезу мне нужны, так как здесь нет верных источников. Притом же Петр одевался по-своему (его лосиный кафтан, его зимние одежды). Их можно достать в литографии «Военной хроники», наверное есть рисунки. Элиасик суметь снять кальки с них. Где эта литография находится - не знаю, но об ней легко справиться в Главном Штабе. Пожалуйста, Бога ради, посвятите на это часок, два, ради меня и «Петра». Надеюсь, что вы и в этом не откажете, как до сих пор во всем.
          Если есть какая-нибудь фотография, где изображен Петр, то и ее пришлите мне. Да? Главное: плащ его, да и все остальное, как то: походный мундир, сапоги, шляпа, кушак и пр., пр.»
          А вот письмо от 31 февраля: «... я по целым дням, с утра до вечера, работал около «Петра». Я очень устал, но легко ничто не дается. Представьте себе: долго я мучился над эскизами, потратил очень много времени, и все выходило не то, что я хочу. Признаюсь, я начал отчаиваться, и раз чуть не задумал оставить все это, да притом много способствовала тому моя мастерская, которая до невероятности скверна: она сырая, плесень кругом, и по углам даже трава растет; воздух премерзкий; топить - не помогает, да притом много топить нельзя: глина сохнет. Но в один прекрасный день я плюнул на все, и вдруг взялся за «Петра» в большом виде. «Не может быть только то, чего быть не может», а «Петр» должен быть сделан! Почти месяц я без отдыха над ним работал и успел поднять его почти до половины. Правда, я устал как собака, но зато поставил на своем, и он вышел... ни на один эскиз не похож, и гораздо ближе к тому, чего хотелось мне, хотя... Впрочем, увидим, что дальше будет».
          В год, когда шла эта напряженная работа, Антон Чехов еще учился в таганрогской гимназии. Ему было 12 лет.
          И, наконец, 21 июня 1872 года: «Сегодня я кончил «Петра»! Хотел я было сделать праздник, но некогда...»
          Даже со стороны очевидно, как тяжело давалась скульптура, которую сегодня, сто лет спустя, многие считают эталонной, молодому художнику. Тем удивительнее вот это письмо, написанное из Рима в мае: «До невероятности жалею, что «Петра» не успею кончить к началу Московской выставки. Жаль тем более, что им я думал начать осуществление моих планов, а именно: я хотел, чтобы его показывали отдельно по 25 к. Сбор этих денег был бы первым фондом для распространения «искусства в России», - именно среди юного поколения. На них лучшая надежда. Вот программа, которую я пока составил себе:
          1) Покупать разные рисунки, этюды и картины, для отправления их в те школы, где их нет.
          2) Премия в 500 рублей тому, кто представит лучшую популярную книгу, на русском языке, об эстетике для юношей.
          3) Премия в 200 рублей тому, кто укажет скорейший метод преподавания рисования в школе.
          4) Каждый год премия в 100 рублей тому, кто представит лучший рисунок из школы.
          Об этом новом намерении пока никому не говорите, оно еще впереди. Конечно здесь может быть многое переменено, но во всяком случае главное для вас ясно: это давно занимает меня».
          Ошеломляющее желание вытащить из нужды других талантливых в тот момент, когда сам и нездоров, и неустроен до конца, и творческая перспектива под сомнением, а вчерашняя победа - триумф Ивана Грозного, она хоть и ввела автора в историю русского искусства, но это было вчера...
          К тому моменту, когда Таганрог готовился к своему двухсотлетию и задумался о монументе своему основателю Петру Великому, для Антокольского вся история с императорской скульптурой уже ушла в прошлое. Миновало 26 лет. Он жил в Париже. Жил на заказы и очень внимательно следил за тем, как развивалась художественная жизнь в России и на Западе. К сожалению, не на многое мог повлиять, но душа по-прежнему горела. В письме Стасову об одной из выставок Антокольский писал: «Они сами хорошо знают, что лгут и подличают, но это теперь в моде, это теперь очень выгодно. Но велик Бог и русская земля! Думаю и глубоко убежден, что не вся Россия заражена пошлостью; в этом крепка моя вера».
          К этой поре Антон Павлович Чехов уже стал знаменитым писателем. Но сегодня не об этом речь. Сегодня о том, как внимателен и заботлив, оказывается, был Чехов. И к родному городу, и к людям. В конце века он уже был болен и много сил отнимала литературная работа, но он участвовал в переписи населения, строил школы для детворы, живя в Мелихове.
          Начиная с 1896 года и до смерти Чехов непрерывно посылает в Таганрог книги, журналы, справочники, карты, фотографии, жертвуя сотни изданий с автографами авторов, издателей, редакторов и др. Он приобретает в России и за границей партии книг с огромными скидками, делаемыми только ему, как Чехову. Целые партии книг передаются бесплатно. Писатель часто несет расходы по пересылке книг... За три недели до смерти он находит силы думать и писать о своем таганрогском детище - местной библиотеке. Идею установки памятника Петру в Таганроге Чехов поддержал горячо и активно собирал деньги на памятник, распространял подписные листы.
          Неудивительно, что неутомимый Павел Иорданов - товарищ Чехова по гимназии, а ныне член городской управы, - именно писателя попросил помочь найти Антокольского. Он вспомнил уже готовую скульптуру и писал: «Мне кажется, что никакой конкурс не даст нам такой удивительной фигуры Петра I».
          Чехов взялся за дело с энтузиазмом. Возвращаясь после лечения из Ниццы, он специально заехал в Париж и уже в апреле 1898 года прислал отчет Иорданову: «Многоуважаемый Павел Федорович, сегодня я был у Антокольского и сделал, кажется, больше, чем нужно: во-первых завтракал и дал слово, что приду завтракать еще послезавтра, и во-вторых получил от Антокольского для нашего будущего музея «Последний вздох», овал из гипса, верх совершенства в художественном отношении. Голова и плечи распятого Христа, и чудесное выражение, которое меня глубоко растрогало. Этот подарок будет выслан малою скоростью. Упакуют здесь хорошо и остается только пожелать, чтобы не разбили в таганрогской таможне.
          Что касается Петра Великого, то я того же мнения, что и Вы. Это памятник, лучше которого не дал бы Таганрогу даже всесветный конкурс, и о лучшем даже мечтать нельзя. Около моря это будет и живописно, и величественно, и торжественно, не говоря уже о том, что статуя изображает настоящего Петра, и притом Великого, гениального, полного великих дум, сильного.
          Дальнейшее излагаю по пунктам:
          1) Эта статуя была куплена Александром III и в настоящее время стоит в Петергофе.
          2) Антокольский говорит, что 20 тысяч достаточно. Гранитный пьедестал будет стоить около 5-6 тысяч приблизительно, бронза от 12 до 15 тысяч. Антокольский надеется, что все обойдется даже дешевле 20 тысяч.
          3) Сколько возьмет сам Антокольский? По-видимому, ничего.
          4) Статуя имеет 3 3/4 аршина. Для Таганрога, как говорит Антокольский, ее придется увеличить до 4 аршин; это для того во-первых, чтобы не повторить Петергофской статуи и во-вторых для того, чтобы монумент был солиднее. Увеличение в объеме обойдется дороже на 3 тысячи (но в общем не дороже 12 -15 тысяч...)»
          Счастливый Иорданов отвечал: «Только что получил Ваше письмо и не могу прийти в себя от восторга по поводу Вашего свидания с Антокольским!.. Если бы Вы знали, как бесконечно я благодарен Вам за Ваши хлопоты! Благодаря Вам у нас будет и скульптура Антокольского и лучший памятник Петру в России...».
          Так началась эта эпопея, которая продлилась до 1903 года.
          В год двухсотлетия Таганрога в 1898 году был только заложен камень на месте будущего монумента - и это вовсе не то место, на котором возвышается Петр сейчас. Расположение памятника обсуждалось отдельно. 19 мая 1898 года Чехов - Иорданову: «Многоуважаемый Павел Федорович, при выборе места для памятника надо считаться также и с мнением художника. Ведь не все равно для художника, где поставить памятник - у моря, на большой площади, около высоких домов... Если около высоких домов, то и памятник надо делать высоким, иначе он будет казаться куцым. Петр у Антокольского стоит лицом к морю, ветер дует на него с моря - это видно по его волосам, сюртуку; стало быть, если бы на совет был приглашен Антокольский, то он выбрал бы местность, откуда видно море, то есть крепость».
          Это то самое место, где стоит монумент сегодня. Но сто лет назад у города не было возможности привести крепость в порядок, чтобы поставить там памятник. Поэтому обсуждались другие места, и в этом Чехов тоже принял участие: «Место против сада конечно лучше, чем на Николаевской улице; можно было бы поставить Петра не на улице, где он стеснял бы движение, а на полукруглой площадке, занятой у сада».
          Антон Павлович даже нарисовал в письме то место, где мог бы стоять памятник. Работа над ним продолжалась. Иорданов писал 21 июня 1898 года Чехову: «Вчера я получил очень милое письмо от Антокольского - он не только изъявляет удовольствие по поводу установления своей статуи, но обещает всякое содействие по наблюдению за отливкой и берет на себя задачу скомпоновать подходящий пьедестал. Таким образом, весь памятник будет цельным художественным произведением».
          Антокольский сдержал слово. Открытие памятника Петру I в мае 1903 года стало в Таганроге настоящим праздником. Скульптора к той поре уже не было в живых, и вряд ли кто-нибудь из горожан знал, что за год до кончины Антокольский, как пишет Стасов, «...принужден был распродать с аукциона все свои художественные коллекции (ковры, фарфор и фаянс, стекло, предметы из металла, скульптуры, живопись и т.д.) Долгими годами он любовно отыскивал, выбирал и собирал эти предметы, теперь пришлось с ними расставаться - и это была для него тяжкая горесть. Мало утешения ему было в том, что и Тургенев, в конце своей жизни, был принужден к тому же. «Я хорошо помню его продажу, писал мне Антокольский. На другой день после первой продажи, утром, я зашел к нему; он еще лежал на своей кушетке, обтянутой зеленым репсом». «Вот, батенька, Ватерлоо!» сказал он мне. Не потерплю ли я тоже самое? Я хлопотал, чтобы лучшие вещи были куплены на аукционе приезжими из России, но напрасно: отказались, точно я просил из милости или одолжения». Стасов подводит итог: «...Какая печаль и грусть, какая горькая судьба. Вот чем иногда, к несчастью слишком часто, приходится кончать многим великим русским людям! Они должны смотреть со светлым упованием - только на далекое будущее».
          Но гонорара от Таганрога Антокольский так и не попросил.
          Не был на открытии памятника и Чехов. В 1902 году он с сожалением писал: «Я бы приехал на открытие памятника Петру I, да... денег маловато». Смертельно больной, он все же поздравил земляков и даже завещал на ближайшее будущее: «Я от души поздравляю вас - памятник очень хорош и теперь остается построить хорошую библиотеку и музей. Ваш А. Чехов».
          У памятника этого получилась история удивительная: он чудом избежал переплавки, как монументы другим царям, когда на его постамент воздвигли Ильича. Его прятали во дворе дворца Алфераки, чтобы бронзовую фигуру не постигла участь аналогичного памятника Александру I. В 1935 году монумент выставили как произведение искусства в зале чеховской библиотеки. Перед войной было принято решение установить его как раз на нынешнем месте, но война помешала. В архиве Таганрогского историко-архитектурного и литературного музея-заповедника есть любительские фотографии, сделанные в годы оккупации: немцы устанавливают памятник у входа в парк - из песни слова не выкинешь.
          И только в 1958 году памятник обрел свое нынешнее место. Но это отдельная история.
          А вот Чехов и Антокольский. Я и прежде слышала, что благодаря им появился в Таганроге этот превосходный памятник, но не предполагала, что в таком контексте, в такой жизненный момент, такой ценой и с такой королевской щедростью. В записках Антокольского есть слова: «Я не жду похвалы. Если у нас не поймут меня сегодня, поймут меня завтра, послезавтра, когда-нибудь, а поймут, непременно поймут, в этом я убежден, в этом вера моя крепка».
          Через сто лет поздновато, наверное, но как хочется сказать спасибо и Антону Павловичу и Марку Матвеевичу. Не только за памятник. За все.